Горечь – это не физическое чувство. Не так много продуктов я воспринимаю как «горькие», горечь сама по себе мне даже нравится, если присутствует как нота в еде, в пряностях, в ароматах. Мало того – без ноты горечи все кажется мне пресным.
Горечь – это знак опыта, не самого счастливого (алхимический косяк: шлаки не вышли. А если б вышли, опыт не был бы горьким).
Горькими бывают чужие речи – как правило, говорящий их не щадит ни себя, ни собеседника, и эта готовность ранить самого себя вызывает горечь. Горечь связана со словом «горе» - речи и поступки в состоянии горя – горьки. Горькие складки у губ – это опыт, запечатленный в теле. Горечь наступает, когда что-то утрачено безвозвратно. Умирает человек, уходит юность, уходит любимый человек. У сказочной Герды после ухода Кая должно скисать и горчить молоко (надеюсь, не в грудиJ).
Слезы горьки, когда не приносят облегчения. У горечи черный цвет, на фоне которого все прочее сияет самыми яркими красками. В чистом виде горечь плоска и неинформативна, как пустая грифельная доска. Но поверх нее можно написать много любопытного и даже важного.
Горьки черные чернила. Красные чернила должны быть похожи на давленные ягоды (что, разумеется, не так). Мы в детстве грызли шариковые ручки, и вместе с какой-нибудь географией потребляли эти чернила, от которых у всех были ужасные языки.
Наверное, я ела акварельные краски, потому что они точно горькие, и это как знак качества. Я помню, что хлебнула один раз воду из-под красок, потому что одновременно рисовала и пила чай, и вода была одинаково коричневой, и я все перепутала, и было очень смешно.
Горечь имеет очень чистый цвет и очень чистый вкус. Родниковая вода неуловимо горчит, и это добавляет ей прозрачности. Торф горчит, потому что он чистый, с экологически невинных болот.
Горечь связана с аристократией и хорошим вкусом. Все изысканное горчит. Все изысканное не очень естественно и рассчитано на изломанный, прихотливый вкус, измученный нарзаном.
Нарзан был бы горьким, если б не был таким противным. К горечи можно добавить несовместимый с ней букет – и результат будет омерзительным (например, горечь вместе с солью. Ужасная сода, ужасные минводы).
Горьки некоторые травы – полынь, лебеда, сок одуванчиков, горькие лекарства – это тоже какие-то растительные экстракты. Анальгин не кажется мне горьким, потому что если его разжевать и переждать момент горечи – наступает этап сладости. Она, конечно, странна, но очевидна. У всех лекарств я чувствую второе дно.
Мне всегда странно слышать на свадьбах это дурацкое «Горько!» Это или предуведомление, что совместная жизнь будет не сахар, или обнадеживающий совет перетерпеть первые десять лет – потом привыкнут и войдут во вкус, как с анальгином.
Горечь – это сожаления, которые человек не может себе позволить, и они разлиты в нем помимо сознания фоном острой недостаточности. Горьки слезы, стоящие комом в горле. Правда горька, если неприглядна. После разбитых иллюзий, что мы живем в раю, приходит горечь.
Горечь – это вовсе не отчаяние. Каким-то непонятным образом для меня горечь связана с деятельностью, а отчаяние – с бессилием. Активные бунтари и революционеры – горькие люди. Горечь – это ирония над собой.
Горьки некоторые вещи, время которых не пришло или, напротив, упущено. Горько то, что происходит не вовремя. Пережаренная еда, передержанный эль, одним словом составы, в которых началось разрушение, этап гниения и черноты. Горечь связана с разрушением, это понятно.
Горьки незрелые плоды, особенно рябина, весенние почки, горьки недозревшие отношения.
Горек ли яд?
Я думаю, что настоящий яд безвкусен и бесцветен. Яд на вкус сладковат, как плоть покойника.
Я чувствую родство слов «горечь» и «гореть». Горек дым пожарищ, до свиданья, инквизиция, ты больше мне не дом родной. Продукты горения горьки. Но Гореть – это не сгорать, а светиться, как свеча. Есть цветок – «горицвет», я всегда в детстве думала, что это как сон-трава - цветок, приносящий горе или растущий на руинах. Но выяснилось, что имеется в виду его огненно-желтый цвет. Я до сих пор по привычке воспринимаю этот горицвет как «горе-цвет». Так же с именами: Горислав, Горевестник, черный ворон. Он каркает «Никогда!»
Горечь связана с категорией времени.
И горький дым, и горький чад – поет Б.Г. Дым отечества. Белый дым от перепрелой листвы божественно горчит и уносит мысли в меланхолическую даль осеннего успокоения. Осенние костры пахнут хорошо отсинтезированным опытом и заслуженным временем на наслаждение им. Горечь осенних костров свежа и устремляется прямо в ясное небо.
Дымные костры с черным чадом – это горечь, которую надо пережить. Пропустить мимо себя, потому что с ней не спорят. Это тот дым отечества, который я вижу вместе с собой – стою в своем черном доминиканском клобуке, в лицо чадит, и на языке горько, а в голове – пусто, и пахнет пережаренной органикой, и контуры готических крыш острые и черные, и в общем все ясно. Странно, но чувство ясности преобладает в обоих случаях дыма. Туман тоже горчит, и именно в тумане меня посещает чувство удивительной ясности. Туман способствует ясности, потому что таким образом природа освобождается от туч и лишней воды, значит, будет много солнца.
В абсурдном мире именно в тумане все встает на свои места.
Ясность горчит. Наверное, она просто режет глаза – и я воспринимаю эту резь как горечь без всякой примеси.
Горечь – сестра строгости.