Университет

Часть 4 (исключительно для школяров)

Неофициальные структуры

Этот текст предназначен исключительно для школяров и в нём освещаются некоторые скрытые от всеобщего обозрения процессы и структуры, имеющие место быть в Университете города Люксембурга. Большая часть нижеизложенного функционирует в стенах Люксембургского Университета в виде традиций, обычаев и неписаных законов.

Раздел 1. Процедура принятия в школярскую братию

Первым делом собирается компания принимающих старожилов: школяров артистического факультета. В помещение, где будет происходить обряд посвящения, входит новичок, которого заранее предупреждают, что он на все вопросы должен отвечать только "бе-е-е" или "ме-е-е", словно он животное, пока ему не велят отвечать нормально.
Итак, новичку задают вопросы о том, кто он и откуда. Тот в ответ блеет. Тогда один из принимающих говорит: "Что за деревенщина: блеет, как баран, а уж воняет-то! А ну-ка, помоем его, почистим, поскребем, потрем! Грязным вилланам здесь не место!" Тут все присутствующие в течение пары минут охаживают (не больно) новичка вениками, драят щетками, прыскают на него водой. Потом предводитель их останавливает и спрашивает: "Ну как, пахнет тут деревенщиной?"Все отвечают "Да это же виллан, а не студент! Мойте его дальше!" Так продолжается до тех пор, пока главный не скажет: "Кажется, отмыли. А ну, отвечай по-человечески, кто ты такой?" Если новичок не называет себя школяром, его"мытье" продолжается до тех пор, пока он не догадается назвать себя школяром. Тогда ему говорят: "Отныне ты студент факультета свободных искусств, очищенный от всякого деревенского невежества, от всякой грязи и от всякого мужланства. Принимает тебя братия наипочтеннейшая, премногими достоинствами украшенная, цвет учености, учтивости и красноречивости. Следующий уставу братства школярского - да над всем миром возвысится, а устав нарушающий - да будет причислен к мужланам, в грязи невежества копающимся. Чти же Бахуса, Амура и Деция (игра в кости - прим.), от них же тебе воздастся. Во шкалики шкаликов. Опрокинь.
Остальные: Хула мужику да пребудет во веки. Главный: И со духом свиным. Тут все начинают петь,веселиться, и пить, разумеется, за счет новичка.

Раздел 2. Межличностные взаимоотношения

Положение 1. Неофициальный дуэльный кодекс

 1. Официально дуэли запрещены.

 2. Неофициально дуэли являются одним из немногих "благородных" способов защитить свою честь, доказать свою правоту и т.д. Поэтому в студенческих кругах дуэли это весьма распространённый способ выяснения отношений.

 3. Студенческие традиции, связанные с ритуалом проведения дуэли.

 3.1. Оскорблённая сторона должна чётко и ясно изложить противной стороне свои претензии и назначить время и место. В случае если одна из сторон не является в назначенное место в урочный час, эта сторона считается трусом и должна быть подвергнута насмешкам и издевательствам (обычно, после такого, студенту приходиться покинуть стены данного учебного заведения).

 3. 2. На дуэли необходимо присутствие как минимум двух секундантов с каждой стороны

 3.2.1. При этом как минимум один из четырёх секундантов должен быть студентом медицинского, а один - богословского факультетов.

 3.2.2. Так же на дуэли должен присутствовать декан, если дуэль происходит между студентами одного факультета (учебной группы) или деканы факультетов (учебных групп), если дуэль происходит между студентами разных факультетов (учебных групп).

 3.2.2.1. Если дуэль происходит между студентами разных факультетов, на ней также должен присутствовать хранитель традиций, которым традиционно является один из студентов богословского факультета. В этом случае он является высшей инстанцией, к которой апеллируют деканы факультетов. Желательно, но не обязательно, также присутствие хранителя традиций на дуэли между членами одного факультета, обязательным оно является лишь в случае, если эти студенты принадлежат разным землячествам.

 3.2.3. Если параграф  3.2. или параграф 3.2.1. не выполнен, то декан/деканы или хранитель традиций имеют право запретить проведение дуэли или отложить её до момента соблюдения означенного параграфа.

 3.2.4. Если же дуэль всё-таки состоялась, несмотря на невыполнение одного из вышеуказанных пунктов, и об этом становится известно декану/деканам соответствующих факультетов (учебных групп) или хранителю традиций, то они обязаны добиваться исключения нарушителя традиций из Университета любыми способами.

 3.3. Дополнительные установления. Традиция регламентирует и следующий аспект взаимоотношений между школярами. С одной стороны все они являются равноправными членами одной корпорации, с другой - принадлежат к разным сословиям и, например, для представителя второго сословия решать проблемы путём дуэли с представителем третьего является нонсенсом. Поэтому традиция предусматривает следующий порядок действий.

 3.3.1. Если дуэль происходит между людьми равного и при этом благородного происхождения, то оружие должно быть, во-первых, "благородное", во-вторых, равное (подобное).

 3.3.2. Если дуэль происходит между людьми равного, но не благородного происхождения, то оружие может быть как "благородное", так и "не благородное", в зависимости от желания дуэлянтов, при этом оружие должно быть подобным, и, равно для обоих, благородным или же не благородным. Обычно, если разногласия возникали между студентами-простолюдинами, до дуэли дело не доходило, а проблема решалась иными путями, так что случаи дуэлей между простолюдинами должны быть редки.

 3.3.3. В случае если дуэль должна состояться между людьми неравного происхождения, например, дворянином и простолюдином, то дворянин может отказаться биться с простолюдином, но тогда вместо себя он обязан выставить на поединок человека неблагородного и живущего при этом на территории университета. Если же он этого не сделает, то с ним поступают согласно  3.1.

 3.4. Порядок проведения поединка.

 3.4.1. Самому поединку предшествуют следующие действия: вызов на дуэль, подбор секундантов, приглашение декана (ов) и хранителя традиций.

 3.4.2. Перед началом поединка декан (один из деканов, если их двое) или хранитель традиций, если он присутствует на поединке, обращается к оскорблённой стороне со стандартным вопросом "Является ли оскорбление, нанесённое вам столь серьёзным, что никаким иным способом кроме дуэли невозможно удовлетворить вашу обиду?" Если оскорблённая сторона отвечает "Да, меня удовлетворит только дуэль", то дуэль начинается. Если же звучит какой-то другой ответ, то задачей декана является выяснение обстоятельств при которых возможно примирение без проведения дуэли.

 3.5. Ограничения.

 3.5.1. По традиции в дуэлях не участвуют студенты-богословы.

 3.5.2. По традиции дуэль ведётся до первой крови, после чего секундантам надлежит разнять дерущихся.

 3.5.2.1. Если дуэлянты не желают прекращать поединок, а намерены, в ослеплении боя, продолжать, секунданты имеют право применять силу для прекращения поединка.

 3.5.3. Если дуэль закончилась смертью одного из дуэлянтов, деканы и хранитель традиций на месте установливают степень вины убийцы и в зависимости от этого скрывают его вину или добиваются суда над убийцей.

Раздел 3. Культура и развлечения

Введение

Темное, мрачное средневековье... Время молитв, постов и умерщвления плоти, презрения к миру, страха перед загробным воздаянием; время, когда голод и болезни были частыми гостями, а смерть увлекала за собой в чудовищной пляске - danse macabre - представителей всех сословий: от короля до крестьянина; время, когда обычные земные радости почитались грехами, ко всяким новшествам относились с недоверчивой враждебностью, а зависимость в иерархии ценностей занимала более высокое место, чем свобода. Безрадостная картина. Но средневековая культура была гораздо шире своей "мрачной" составляющей: человек той эпохи умел не только бояться, грустить и предаваться размышлениям о смерти, но и веселиться, да так, как нам, просвещенным жителям третьего тысячелетия и не снилось. Обычно смеховую культуру средневековья рассматривают в рамках культуры народной, фольклорной. Что такое народная культура? Сложный вопрос. Только ли это культура низов, угнетенных классов общества? Или это культура всех неграмотных, в противоположность культуре образованных, книжных людей? Может быть, понятие "народная культура" надлежит толковать вслед за романтиками как создание народа, коллективное творчество? Либо, наконец, это культура, созданная для народа, полученная им от других слоев, продукт популяризации или "опускания" культурных богатств в народные недра? Либо, еще шире, это пласт средневековой культуры, так или иначе являвшийся достоянием людей той эпохи, но у элиты обычно скрываемый официальной теологией, книжностью, античной традицией, а у людей, не причастных к латинской образованности, выступавший на первый план? Так или иначе, мы можем рассматривать народную культуру как образ мира средневекового человека, как способ его мировосприятия, как одно из проявлений средневекового менталитета в целом. Вопрос же о взаимодействии ученой культуры и народной культуры (во всех ее аспектах) разные исследователи решают по-разному.

Так, М. М. Бахтин считал, что пласт неофициальной культуры далек от официальной идеологии и непременно враждебен ей. Насквозь идеологичная, застывшая в своей неподвижности, основанная на страхе и запугивании, ученая культура средневековья отрицает и обесценивает земной мир, в то время как смеховая, карнавальная народная культура, живая, раскованная, лишена односторонней серьезности; народная культура бесстрашно побеждает смерть. "Можно сказать (с известными оговорками, конечно), что человек средневековья жил как бы двумя жизнями: одной - официальной, монолитно серьезной и хмурой, подчиненной строгому иерархическому порядку, полной страха, догматизма, благоговения и пиетета, и другой - карнавально-площадной, вольной, полной амбивалентного смеха, кощунств, профанаций всего священного, снижений и непристойностей, фамильярного контакта со всеми и со всем. И обе эти жизни были узаконены, но разделены строгими временными границами".
vВ отличие от М.М.Бахтина, Ж.Ле Гофф не ограничивается констатацией противостояния двух культур, обращая особое внимание на взаимодействие ученой и фольклорной культурных традиций, где антагонизм сочетается с взаимодействием и взаимными заимствованиями. Так, в дидактических рассказах, или в "видениях" потустороннего мира, фигурируют фольклорные мотивы и присутствуют модели мифологического сознания - но эти сочинения написаны духовными лицами. В многочисленных формулах благословений и проклятий (благословений скота, урожая или святой воды, отлучении еретиков, молитвах об изгнании бесов, вредоносных зверей или насекомых) причудливо переплетаются христианские и чуждые христианству элементы; смеховые, сниженные моменты можно обнаружить в дидактической литературе или в мистериях. "Карнавал, - пишет А.Я.Гуревич, - есть своеобразный коррелят серьезной культуры, присутствующей в нем, пронизывающей его ткань и "снимаемой" в ходе его лишь на время и, главное, не по самой своей сути; "снятие" не предполагает здесь ни отвержения, ни игнорирования, но временное преодоление посредством включения в себя с "обратным знаком". <...> Диалогичность средневековой культуры нужно мыслить не как спор между двумя метафизически противопоставленными целостностями, не как "спор глухих", а как присутствие одной культуры, в мысли, в мире другой..." В сознании одного и того же человека сосуществуют разные уровни: на одном можно обнаружить то, что исследователи классифицируют как "ученую" культуру, на другом - элементы "народной" культуры.

Карнавал, как и вся народная культура той эпохи, восходит к глубокой языческой древности, к ритуалам, исполненным глубочайшего сакрального смысла. Магическое сознание видит мир как систему тождеств и повторений, оно ставит знак равенства между тем, что происходит во внешнем мире и внутри самого общества. Повседневная жизнь человека - повторение космического, природного хода, действенное повторение, обряд. Космогонически интерпретируются все основные биологические моменты - еда, половой акт, смерть. Карнавал наследует от первобытной культуры образ тела, которое не полностью отделено от окружающего мира. Соответственно, внимание акцентируется на отверстиях и выпуклостях этого тела, на том, что в него входит (еда и питье) и что из него выходит (испражнения, пот, слюна) на его половых функциях. Средневековое сознание еще нормально воспринимает те моменты, которые кажутся грубыми, пошлыми и стыдными человеку современному. К языческой древности восходят и ритуальные проклятия, и ритуальное сквернословие. Изрыгая брань, люди словно возвращались к тем временам, когда самые страшные ругательства еще не утратили связи с сакральным (все те же смерть, половой акт и т.д.). Не менее важным для первобытного сознания был образ земли, в которую все уходит, умирая, и из которой все рождается. Отсюда так называемая амбивалентность народной культуры: умирающее вновь рождается, осмеянное возвеличивается, великое осмеивается с тем, чтобы в этом осмеянии еще более возвеличиться. Все оказывается способным к переворачиванию, к "поставлению с ног на голову". Это карнавальное переворачивание охватывает все основные оппозиции культуры и сознания: верх-низ, мужское - женское, духовное - телесное, доброе - злое, сакральное - мирское. Поэтому вслед за древними ритуалами карнавал смешивает мирское и сакральное, но отнюдь не в ущерб последнему.

Нам это кажется странным, ибо мы не привыкли смеяться над святым. Тем не менее, обрядовый смех не был смехом снижающим, не был насмешкой. Пародирование, например, литургии, не имело целью унизить ее. Это игра, еще ощущающая, хоть и не совсем осознанно, свою связь с ритуальным осмеянием-возвеличиванием. Это смех ненаправленный, смех над собой и смех над смехом. Это и объясняет участие духовенства в карнавальных действах. А высокий социальный статус и высокая образованность отнюдь не являлись для этого непреодолимым препятствием. Так, "Ослиную секвенцию" приписывали Петру Корбейльскому, архиепископу Сансскому, который разрешил исполнять ее в Бовэ и сделал подробное описание самого "Ослиного праздника" в Безансонском молитвеннике и даже включил его в богослужебный календарь как официальный праздник (надо отметить, что Петр Корбейльский все же запретил своему клиру вводить в церковь осла и потрясать бутылями). Поскольку "Ослиный праздник", отмечавшийся в Санссе в день Обрезания Господня, 31 декабря, входил в богослужебный календарь на общих основаниях, он не отличался особыми бесчинствами. Тем не менее, он содержал большое количество игровых, карнавальных моментов, в том числе "Ослиную секвенцию". В Бовэ, 14 января, в собор вводили осла, на котором сидела девушка. "Осла ставили с северной, евангельской стороны алтаря. На мессе входная, Kyrie, великое славословие завершались ослиным криком. Диакон вместо отпущения от службы трижды кричал ослом. Кадильницей служила колбаса". В данном случае не важно, написал Петр Корбейльский, один из ученейших людей своего времени, учитель папы Иннокентия III, в действительности эту секвенцию или нет, важно то, что, во-первых, в сознании окружающих он мог быть ее автором, и, во-вторых, что "Ослиный праздник" так или иначе был связан с представителем "серьезной" культурой, несомненно, образованным и обладавшим немалой властью.

Гвидон Базошский, спутник Филиппа-Августа в III крестовом походе, богатый каноник, написал гимн на "праздник посоха". "Праздник посоха" (его также называли "праздником дураков с вручением посоха ", "праздником иподиаконов", а иногда также "ослиным праздником") также отмечался в день Обрезания. После Рождества вся церковная иерархия во многих западных церквах временно отменялась, и власть переходила к диаконам 26 декабря (в день св. архидиакона Стефана), к иереям 27 декабря (в день апостола Иоанна), певчим 28 декабря (в день Избиения младенцев) и иподиаконам 1 января (в день Обрезания). Праздник иподиаконов носил более раскованный характер, чем праздник певчих. Так, уже в 1199 г. епископ Парижский Од де Сюлли, пытаясь, по-видимому, искоренить давний обычай, обещал тем, кто не злоупотребит праздничной свободой по три денье, и запрещал распевать песни, надевать личины, устраивать шутовские процессии, занимать на службах места, предназначенные для членов капитула. Согласно обращению Парижского теологического факультета к епископам и капитулам Франции от 12 марта 1445 г., в "праздник дураков" духовные лица нацепляют личины, во время мессы водят хороводы, выбирают дурацких епископов и архиепископов, вручают им все архиерейские регалии, позволяют вершить церковные службы. Праздники Рождественского цикла соединяют в себе "серьезный" и "карнавальный" аспекты средневековой культуры. Карнавал временно отменяет все границы. Люди рядятся в звериные маски или маски чертей, мужчины наряжаются женщинами, молодые стариками, власть получает принадлежащий к низшим слоям общества. Соответственно, "стирайте границы и закапывайте рвы". Играя в карнавал, нам придется на время забыть о правилах приличия, на которых мы воспитаны. Будем пошляками! Конечно, карнавальные бесчинства не раз осуждались радикально настроенными членами клира, которые видели в них бесчинства, развратные бесовские игрища, позорящие сан. Но они боролись против в чрезвычайно живучей традиции, и громы и молнии, которые метались с кафедр, очень долго не могли с ней покончить.

Моделирование

Апогеем расцвета городской культуры средневековья, самым ярким событием в городе были карнавалы. Они проводились в каждом городе. Впервые о шутовских праздниках - а именно они лягут в основу собственно карнавала - становится известно с конца 12 века.

Несмотря на его кажущийся стихийный и беспорядочный характер, карнавал был явлением организованным и упорядоченным. Он всегда действовал в рамках определённой системы и не выходил за пределы установленного негласного закона.

"Праздники дураков" были излюбленной забавой студенчества, низшего клира, других горожан. Основная их идея - пародирование мессы. Участники "дурацких фестивалей" переиначивали, выворачивая наизнанку священные тексты, ритуал службы. Главные события празднества происходили в церкви, при попустительстве высшего духовенства, глав города.

Наряду с этим и другими видами развлечений, в городе существовали цеховые праздники. Каждое объединение, по крайней мере раз в год, отмечало день своего покровителя. О празднике заранее объявлял специальный глашатай и если цех пользовался особым влиянием в городе, то на празднество стекалась большая часть горожан. Все собирались в цеховом доме или в церкви, где совершалась служба, после которой организовывалось торжественное шествие по городу с реликвиями корпорации. (цит. по ст. "Игры и развлечения горожан" Ю.П. Крыловой в кн. "Город в средневековой цивилизации западной Европы" т.3.)
Для моделирования аналогичных процессов на Готике предлагается следующая концепция функционирования фольклорной культуры в сознании игроков и их персонажей.

Цеховой праздник (праздник Университета = день святого Эрнеста).

Выборы Дурацкого Ректора в Университете города Люксембурга

С давних пор повелось, что дурацкий ректор в нашем университете выбирается исключительно из числа вертопрахов ослиного ордена, имеющих к тому же степень болвана пустословия. Возможно, связано это с тем, что первоначально в университете пили и кутили только вертопрахи (горемыканцы), а потом уж, когда появились и игрецкие в морду даватели и вертопрахи из других орденов (кабаков?), традиция эта вином закрепилась. Для выбора ректора в кромешные сроки собирается специальная попойка, в состав которой входят все последних штанов в кости проигратели и часть наипервейших кутил: главы развратничеств (кур пожираторы) и главы кабацких групп (в делах питейных истинные великаны). Комиссия эта имеет трхчленное расстроение. Первая подкомиссия это в морду даватели, облечённые ослиным саном, вторая - игрецкие костеметатели, третья - непросыхающие кутилы.

Непорядок выборов дурацкого ректора таков. Перво наперво все подкомиссии уединяются друг от друга, и вторая и третья подкомиссии занимаются питем и хулением возможных кандидатур. Первая же подкомиссия, из членов которой и будет избран дурацкий ректор, немилосердно выпивает за ниспослание избавления от похмелья. Когда вторая и третья подкомиссии независимо друг от друга надираются до поросячьего визга, все собираются в скриптории университета и главы подкомиссий ослиным ревом оглашают свой выбор. Если их выбор совпадает, то этот болван без дальнейшего распития становится дурацким ректором, ему торжественно передают дурацкий колпак, бутыли без печати и специальный ректорский дырявый башмак, и он, сидючи задом на перед на осле, в сопровождении воплей и визгов членов комиссии выезжает на университетский двор, где уже давно надрались и жрут прочии университарии. Он произносит стандартную формулу неверности университету и читает отповедь, все кричат ослом за будущее университета, после чего начинается праздничная часть и тут уж каждый празднует кто во что горазд. Если же напротив, кандидатуры у напившихся в глазах не совпадают, то задачей первой подкомиссии является выбор из двоящихся кандидатур. При выборе одного из двух разрешены крепкие выражения и кулачное диспутирование, при этом оценивается только истинная бесчинность и богохульность будущего дурацкого ректора. В конце концов все бутылки выпиты и надравшиеся, не в силах стоять, склоняются на одну сторону. Дальнейшие бесчинства избранного ректора описаны выше.

Архидубиниус университета

города Люксембурга

брат Выпивальт

лето от Р.Х. 1328.

Краткое Житие Святой Фуа, написанное по-латыни магистром свободных искусств Анри де Меном в год 1344 от Р.Х.

Здесь начинается житие святой Фуа, покровительницы и утешительницы тех, кто, во Славу Божию, представляет мистерии, миракли и моралите.
Святая Фуа была рождена в семье людей весьма могущественных и знатных, и тем одним, казвалось бы, была предназначена к ведению жизни, богатой более развлечениями, нежели добродетелями, как о том сказано в Святом Писании: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие!" (Мф 19, 24). Так она и жила, прилепясь сердцем к тлену земному, и не помышляя о небесном, заботясь о теле, но забыв о душе. И вот однажды, проходя мимо церкви, она увидела представление мистерии о страстях, как раз в тот момент, когда Магдалина раскаивалась в своих грехах. и раздался глас с небес, говорящий будущей святой: "Смотри! Се - ты!". Потрясённая, пала она на колени, и осознав всю бездну своей греховности, громко заплакала, весьма сильно сокрушаясь в сердце своём. Не медля ни минуты, удалилась она в монастырь, где сменила шёлк одежд на грубое сукно, изысканные явства на строгость постов, сладкий сон на ночные бдения и мерзость мира на благочестие монашества. Не вняв уговорам опечаленных родных, осталась она в сей обители, где, вскоре за свою добродетель и святость удостоилась стать аббатиссой. Когда же пришла ей пора перейти в мир иной, все увидели прекрасного ангела слетевшего за ней с небес и говорившего со святой в течении целого часа.
После же её успения были явлены следующие чудеса: Однажды было решено устроить представление миракля. Но лукавый, которому сиё было весьма противно, устроил жуткий ливень, так что все испугались, что представление не состоится. Когда же зрители уже стали уходить, тучи над церковью разошлись и в просвете явился изумлённому народу лик, в котором некий монах узнал святую Фуа. И хотя во всём городе бушевала буря, и зрители, и представлявшие действо остались совершенно сухими, как если бы дождя и вовсе не было, и нечистый был посрамлён.
Так же было явлено вот какое чудо. Во время представления действа о Страстях некий клирик, изображавший Спасителя, умер от того, что легионеры, распяв его, причинили ему ужасающую боль. А, надо сказать, был за ним некий ужасный грех, была женщина с которой сей клирик жил во грехе. И вот, представ перед Судиёй, клирик в ужасе понял, что будет осуждён на муки ада, но тут одна из спутниц пресвятой Девы кинулась к ней в ноги, умоляя заступиться за милого её сердцу клирика, не раз игравшего в мистериях. Тогда Царица Небес, встав со своего трона, сама умолила сына дать клирику время покаяться, и был он возвращён в тело, пролежавшее мёртвым более трёх часов. Тут он совершенно покаялся, порвал с той женщиной, и с тех пор отличался отменным благочестием.
С тех пор святая Фуа почитается покровительницей участвующих в мистериях и мираклях и было ею совершено ещё великое множество чудес.

Краткое житие святого Эрнеста, покровителя прославленного Люгсембургского Университета, написанное по-латыни магистром свободных искусств названного университета Анри де Меном в год 1345 от Рождества Христова.

Здесь начинается житие святого Эрнеста, покровителя увенчанной мудростию корпорации школяров и магистров преславного Люксембургского Университета, чью память мы почитаем ежегодно, 2 числа, января месяца, сиречь в день, когда сей святой муж вошел в Царствие Небесное. Родился святой Эрнест в семье весьма незнатной. Отец его был башмачником, и в юности святой даже овладел сим ремеслом; вот почему башмачники также чтут этого человека Божия, хотя ни у кого не вызывает сомнений, что святой Эрнест заботится более всего о школярах и вообще о людях, посвятивших себя науке, о чем свидетельствуют достопамятные чудеса, им совершенные. Весьма удивительно то, что сей муж, ныне повсеместно чтимый не только за святость, но и за образованность, в детстве и в юности был простецом из простецов: едва мог он связать два слова, речь его более походила на мычание скота, нежели на то, что прилично произносить человеку, даже два и два складывал он с превеликим трудом. За что и терпел он насмешки и заушения, и терпел их с величайшей кротостию, прощая гонителей своих, как и положено человеку истинно смиренному. Не умея бойко говорить, он не вступал в легкомысленные перебранки с подмастерьями, и не болтал с нескромными девицами, и тем красноречивей были его помыслы о вещах небесных. Шестнадцати лет от роду, повинуясь единственному истинному своему призванию, покинул он отчий дом и стал послушником в доминиканском монастыре, где через год стал монахом. Но и там его неученость стала предметом язвительных насмешек, ибо даже осла было проще обучить грамоте, чем святого Эрнеста, а когда повторял он за всеми слова молитв, вся братия едва не покатывалась со смеху, так он перевирал и коверкал латинский язык. Но он и тут кротко терпел насмешки братьев своих, и, как мог, молил Господа нашего и Деву Марию, простить им это зубоскальство. И вот однажды случилось так, что в обитель приехал некий магистр свободных искусств, якобы для того, чтобы стать монахом сего монастыря, и многие радовались, мня, что ныне к ним присоединится человек достойный и известный своей ученостью. Но святой Эрнест, едва взглянув на того магистра, сразу же понял, что это дьявол, принявший образ человеческий, и приехал он сюда затем, чтобы своими разговорами смутить умы молодых послушников и тем побудить их к возвращению в мир. Святой был весьма опечален, ибо знал, что никто в обители не сможет победить этого магистра в диспуте. Тогда он удалился в храм и, орошая слезами статую Пресвятой Девы, стал молиться о том, чтобы она не дала душам послушников погибнуть, и оградила бы их от мирской суеты и скверны. И, вняв его мольбам, Дева сошла с постамента и, ласково улыбнувшись изумленному монаху, позволила ему поцеловать край ее одежд. Едва губы святого коснулись благословенной материи, как замок невежества, сковывающий ему уста пал, и святой обнаружил, что можжет говорить и на родном языке, и на латыни совершенно гладко, да так, что ему, пожалуй позавидовал бы и божественный Вергилий. Возблагодарив Богоматерь, святой отправился к тому магистру и, к немалому изумлению всей братии, сумел победить его в диспуте, и дьявол, посрамленный, бежал, так и не сумев никого увлечь злоковарными своими речами. С тех пор все стали чтить святого Эрнеста и советоваться с ним, он же отавался все столь же смиренным, словно бы ничего не произшло, и не было в нем ни капли заносчивости, в отличие от многих гордецов в наше время, которые, овладев премудростью диалектики, исполняются презрения к слабыи и обездоленным; их уши глухи к голосу бедняка и даже товарищам своим, обойденным милостью капризной Фортуны, не хотят они им помочь, кичась в шелках и мехах, в то время как эти несчастные страдают от гололда и холода. Итак, вскорости святой Эрнест удостоился чести стать приором сей обители и сопровождал аббата во многих его поездках. И вот однажды случилось им быть в Орлеане, где аббат, поддавшись известному искушению, стал возхвалять премудрость и красноречие святого Эрнеста, чем невольно возбудил зависть и злобу в сердцах тамошних докторов. И вот один из них, по имени Гильом, поклялся, что разгромит монаха в диспуте, и предложил святому Эрнесту порокомментировать труднейшее место из Священного Писания, надеясь, что тот запутается и, сдавшись, станет всеобщим посмешищем. Святой Эрнест же, будучи понуждаем аббатом принять вызов, весьма опечалился, опасаясь, что не справится с толкованием этого места, требовавшего немалых познаний в области философии и теологии, и опозорит свою обитель и своего аббата. Но, не пав духом, он обратился с молитвой к Пресвятой Деве. И было явлено достопамятное и удивительное чудо, ибо в тесной каморке святого Эрнеста вдруг появились блаженный Августин, Вергилий и Аристотель, которые помогли святому Эрнесту разобраться с этим сложным местом из Писания, посветив его свой мудростью. Об этом чуде свидетельствовал также юный монах, сопровождавший аббата в качестве слуги: он слышал голоса из каморки святого, рассуждавшие о божественном на греческом и на латыни. Наутро же, воздав хвалу заступнице за всех скорбящих, отправился он на диспут и комментарий его произвел небывалое впечатление, все хотели его переписать, столь он было ясен и четок даже там, где речь шла о вещах трудно доступных и самим магистрам богословия. Сей комментарий и поныне хранится во всех хороших библиотеках. Право же, стыдно должно быть тому стационарию, который требует у школяров немалых денег за его пререписывание, и тем лишает его возможности приникнуть к чистому роднику мудрости и учености! Многие предлагали святому остаться в университете, но он отказался, и пока Господь не призвал его к себе, жил в своей обители, где, незадолго до смерти удостоился стать аббатом за великую свою святость. По его кончине были явлены многие чудеса, самым удивительным из которых было чудо о Люксембургском Университете. Как известно, епископ Цезарий Люксембургский поначалу вовсе не уделял внимания делам образовательным и Люксембург по всем статьям проигрывал тем городам, где были университеты. Многие же люксембургские клирики уходили в другие города ради поисков учености, и Люкембург пребывал во тьме невежества до тех пор, пока однажды ночью епископу не явился святой Эрнест и не потребевал, чтобы тот обратился к Папе с просьбой об основании университета. Но еписком не внял призыву святого. Тогда святой Эрнест явился, гневный, во второй раз, и потребовал того же, что и в первый раз. Но епископа вновь увлекли иные дела, и он, сочтя видение пустым сном, забыл о словах святого. Тогда святой Эрнест явился епископу в третий раз и с бранью так его прибил, что епископ хворал три дня, а на четвертый, не мешкая, отправился к Папе просить об основании Университета. Так, лета 1237 от Рождества Христова был основан Люксембургский университет и, в память об удивительном чуде, все члены университетской корпорации чтут святого Эрнеста как своего заступника и покровительства. В университетской же церкви хранится и чудотворная рука святого Эрнеста, которая исцеляет от лихорадки и умственных болезней. Каждый год, в день святого Эрнеста, Университет устраивает шествие с мощами святого, после чего совершается торжественный молебен.