Я добрался до Хогсмида пешком, уже в сумерках.
К этому времени мне навстречу попалась пара умиротворенных сливочным пивом коллег, две стаи возбужденных студентов, явно наметивших гулянку по окончании экзаменов, представитель Гринготса и бездомная собака. Сложный комплекс ассоциаций от увиденного заставил меня при входе в «Три метлы» пересечь зал и без стука войти в комнату м-м Розмерты.
- Ого! - сказала м-м Розмерта, кося через плечо. - Наконец-то! Вам льва зимой, как всегда, профессор?..
Ее проницательность была соразмерна ее же отсутствию иллюзий на мой счет.
- Да, льва зимой, три раза. В счет Люциуса Малфоя, пожалуйста.
...В зал я не пошел. Пользуясь приобретенными за семестр правами, я сел на ее кровать и стал накачиваться алкоголем.
Играло радио. В отличие от обычного репертуара («Почему бы нам не сделать ЭТО прямо на дороге?»), оно тянуло задушевную песню про добро. Очевидно, на волне был час романса.
Я прикончил второго «льва» и вслушался в слова. Захотелось повеситься.
Потом песня заиграла с начала (победители дурацкого чата), и в двери розмертиной комнаты вплыл директор.
- Альбус! - поднял я на него взгляд над ободом стакана. - Пожалуйста, закройте дверь. Вы даже не представляете, как именно вас-то мне и не хватало!
Директор нахмурился, крутанулся на каблуках (дверь при этом не закрыл), потом подошел к Розмерте. «Да ладно вам!» - хохотнула она. Он, черт возьми, собирался выйти так же просто, как и вошел.
Пришедшая в ужас м-м Розмерта, чью комнату захватили без малейших признаков совести, удовлетворила нужды посетителей в двойном размере. После чего выплыла в зал и закрыла дверь с той стороны.
- Вот! - изрек я, указывая в примерном направлении радио, скрытого сухими вениками и связками лука. - Слова разбираете?..
Директор пожевал губами и прикрыл глаза. Качнулся вперед-назад, зажав кубок. «Хо-ро-шо!» - сказал он авторитетно. Директор, много лет содержавший Феникса, слыл большим музыкальным знатоком.
Секунду я осмыслял услышанное, пока дрогнувшая рука не выпустила стакан.
Применение «Репаро!» показалось мне недопустимой мелочностью.
- Отлично, - тихо сказал я, откидываясь на кровать. - Предсказанный спаситель волшебного мира - убийца предатель. Как и я.
Директор, помедлив, наклонился, изучая мое лицо. Я отвернулся. Разводы на обоях мадам Розмерты были смазаны спинами случайных посетителей, два сальных пятна всплывали над покрывалом.
Я физически ощущал, как в Дамблдоре клокочет сдерживаемый гнев, столь похожий на праведный - но он не был сильнее моего разочарования. Ни один из принятых внутрь градусов не попал по назначению. Я был кристально трезв, и мне было горько.
В воздухе повис свист.
Минуту мы молча смотрели друг на друга. Искренность директора не вызывала сомнений.
- Разумеется! - прикрыл я глаза, откидываясь на покрывало. - Конечно, господин директор, перед вами любая пизда становится в строй, и стоит там, как ей положено... в факультетском каре... Скажите лишь одну вещь: за что вы так ненавидите женщин? Даже больше, чем я??..
...Помолчали. Потом почуялся табачный дым.
- Кэти Бэлл взяла Поттера под каблук, - раздался голос Дамблдора. - И Поттер, как последнй кобель, рад был бегать по ее указке...
...После пятнадцати вполне доказательных минут, занятых лекцией о подростковой психике, сексуальности стерв и необходимости сохранять чувство собственного достоинства, я окончательно понял, что плыву в соседнем потоке. Как всегда, в одиночестве.
Неожиданным было только одно открытие. Убийца и предатель Поттер больше не казался мне успешным нахалом, которого следует прикладывать об стол, чтобы не зазнавался. Глупый подкаблучник-Поттер вернулся в тот чулан под лестницей, откуда выполз шесть лет назад. Мой собственный чулан смыкался вокруг меня, ограниченный руками Альбуса Дамблдора.
...Потому что именно в этот момент его ладони подняли мою голову и переложили на директорское колено.
Какой дипломатический, просчитанный, запоздавший жест.
Его пальцы перебирал мои волосы. Я ощущал их кожей головы, веками и всеми участками кожи, куда они смогли дотянуться. Равнодушные, холодные, призванные починить то, что сломалось. Неоговоренное контрактом дополнение к преподавательской зарплате.
В молчании я наклеил на себя улыбку, словно всю жизнь мечтал таять от чужих утешительных ласк. Холодный мозг щелкал, как зубы садового гнома. Мудрый добрый Дамблдор всех научит быть людьми, легилименсом просветит, по сусекам разведет. Количество убийц и предателей... Сколько в конечном итоге их насчитывает Хогвартс?.. Будь проклят день и час, когда я пришел в эту школу. Руки и губы директора были вполне бесстрастны. Они-то уж точно ничего от меня не хотели.
Обман доверия - вещь крайне прозрачная. Ее ни с чем не перепутать. И никогда - НИКОГДА - ее нельзя простить.
Не знаю, слышал ли Дамблдор мои мысли. Возможно, нет. Возможно, он в этот момент мне нечто преподавал.
...Какая прекрасная жертва. Ничего - лично себе, все - ближнему.
...Как закрылась дверь за Дамблдором, я не помню.
Мне насущно необходимо верить во что-то, что больше меня. Неприглядная и не подлежащая пересмотру правда. Она не имеет отношения к «вере в человека», потому что человек чаще всего - это список прочитанной им литературы. Когда бесстрастно сморишь на человека - видишь незаконченную тинктуру, в которой полно осадка. Никто не станет целым, пока одна растресканная колба советует другой. Медленно вытекает наружу прокисший опыт. Мои ошибки пахнут лучше ваших... Фанатики счастливее философов: им очевиден незримый мастер, стоящий за процессом.
...В отсутствии такового остается отрываться на студентах.
Пока не стемнело, я делал вид, что конец семестра сказался на мне расслабляюще. Три студента попали под «нудиус» (хватило духу исполнить только у студентки моего факультета). Кто-то вопил под окнами «Я хочу профессора Снейпа!» (амата сентенция, как несложно догадаться.). Говорят, бедный Поттер тоже был в этом замечен: он заходил в общий зал «Метел», получил искомое проклятье - и стрелой унесся в больничной крыло. Я тоже пару раз поскулил про хотение Гарри Поттера - без всякой сентенции, а сугубо для повышения общего тонуса. Поскольку парные вопли, разделенные стеной, выглядели более чем забавно.
На улице шло большое гулянье. Возле больничного крыла толпились заикающиеся и несущие всякую чушь студенты - в ожидании медицинской помощи. Кто-то из моих же великовозрастных кретинов наслал Амату на меня. На МЕНЯ!
Карать. Лечиться - и карать!
Ладно. Страшная месть вылилась в пять минут чужих рукоплесканий.
...Невероятное чувство. Уносить свою тоску в ночь под общефакультетские аплодисменты. Миг славы, фальшивой и незаслуженной, как и последняя треть жизни.
...В подземелье меня ждал сюрприз. Нетрезвый Эйвери с жалобами на каркаровскую печень, почки и расшатанный организм желал как можно скорее стать похожим на прежнего себя - и попробовать Круциатус.
Тело Каркарова мне было не жаль. А психике Эйвери теперь вообще ничто не грозило.
На своей психике я поставил крест.
Потом пришел Эндрю Голстейн, утомленный чужой попойкой, в которой он никак не мог найти свое место. Он желал обсудить свою возможную научную работу. Я предложил ему попробовать Круциатус.
Потом пришла Гермиона Гренджер, чтобы наконец сдать мне теорию зельевареня. Если бы не учебный раж - это можно было бы счесть вопиющей наглостью. На часах была половина третьего ночи. Поэтому мисс Гренджер было предложено посидеть в уголке, пока пришедшие перед ней не ознакомятся с непростительным заклятьем.
Несложно догадаться, что в результате данного приема мистер Голстейн остался лежать (я с ужасом понял, что он здесь и переночует), мистер Эйвери оценил свои возможности и поступил так же (плюс еще один), а мисс Гренджер сдала теорию на Непревзойденно.
...Все это время в Малфой-меноре у Люциуса Малфоя шла заявленная оргия. Симпатический состав работал отменно. Очевидно, все происходящее у меня было отражением пожирательских забав - правда со скидкой на масштаб и характер квартиранта.
...Поэтому было неудивительно, что через час оклемавшийся Эйвери, тонко уловивший настроения среды, привел Поттера.
Пока он искал жертву для забав, пришли давешние слизеринцы (потому что никто не составил им скользящего графика и не отменил обогрев кровати).
И оргия, как ни печально это сознавать, пошла полным ходом.
...Ровно тридцать минут.
Пока нервный Поттер, накануне накрученный МакГонагалл, со словами «Я больше не могу это выдерживать!» не применил Хроноворот.
Интересные вещи узнаешь о студентах Хогвартса. И о себе. С первого взгляда на Мальчика-Который-Выжил я сделал вывод, что Поттер - тупой и посредственный мальчик. Шесть лет он изводил меня дарами, которые валились на него незаслуженно, и своим неумением ими воспользоваться. У моих оппонентов оставалась надежда, что с возрастом поттеровский интеллект дотянется до возлагаемых на него надежд.
Но я никогда не ошибаюсь.
Поттер перевел Хроноворот на сутки назад, стоя в изножье кровати. Наверное, ему не объяснили, что этот прибор меняет время, а не место. Возможно, он полагал, что моя репутация лучше меня самого, и я в действительности никогда не ночую дома.
Заблуждение.
- Отменно, Поттер! - воскликнул я. - Блестящее решение - одним жестом избавиться от балласта. Вас-то мне и надо! А то, как видите, все прочие уже спят...
Бедный мальчик.
___________________________
Прекрасно началось следующее утро.
Безлюдно, светло, без булавок и без мигрени. Студенты собирали саквояжи и книжки, чтобы успеть на Хогвартс-экспресс. Стучал вдалеке палкой Филч. Домовые эльфы жгли в парке фантики, мусор и рваные конспекты.
Лохматая голова Поттера закрыла пробивающийся снаружи луч.
- Ужасно! - наконец сказал Поттер, проводя по вихрам пятерней. - Мало того, что очки потерял... Еще и проснулся в постели профессора Снейпа...
Прекрасно началось утро.
Десятый час утра первого дня каникул.