октябрь 2004

Дорогой Альбус.

Мне кажется, вы ощущаете острую недостаточность. Она - в некой растерянности, разряженной многоточиями ваших посланий. В хрупкости ваших опор, которые не сносят чувства вины. Зачем вы его испытываете, я не знаю. Наверное, в силу этической привычки.

Привычки быть ответственным за то, что кто-то не доучил, не дожил, не добился, бил мимо цели, терял человеческий облик. Наверное, вы чувствуете поражение.

В то время как в предложенных обстоятельствах любое иное поведение вело бы к диктатуре. Любая жертва - это с некоторой точки зрения поражение. Будь эта жертва интеллектуальной или физической. Говоря простыми словами: правила мира были против вас.

Вы, очевидно, многого не знаете. Ни о том, как вдохновенно излагалась мной теория симпатических связей сами-знаете-кому (у меня перед началом семестра был приступ любви к науке), ни о теории зла как обучающего фактора (очевидно, что кретинов, уставших вникать, почему гигиенично следовать добру, надо поворачивать лицом к тому, почему негигиенично следовать злу), особенно же о том, что под Волдемортом находится не что иное, как Другая Школа (Томми внимательно слушал). «И знаете, там надо практиковать Круциатус друг на друге!»

Вы работали со мной бок о бок, пока Томми глубоко и последовательно овеществлял мои слова. Наверное, они полностью соответствовали его собственным мыслям. Он угробил двух МОИХ ловцов. Одного - по симпатической связи, другого - исходя из правил своей школы, понимающей свободу как волюнтаризм. Вокруг меня два трупа. Я чувствую себя золотым снитчем, которому место в Лютном Переулке, рядом с воровской рукой.

Уверяю вас, господин директор, мое чувство вины чертовски велико.

Но есть посреди него ни с чем не сравнимый миг ясности - когда делается очевидной вся ошибочность стояния на раскорячку. Отличный миг. Когда Томми явился ко мне в три часа ночи вместе с Люциусом Малфоем в состоянии неточного владения собой. Он сказал - пора бы выбрать, на чьей ты стороне. «Что, прямо сейчас?» - говорю. «Все ясно! - ухмыляется Томми. - Я делаю вывод, что ты предатель. Или - как?»

...И тут на моем пороге появились вы. Весьма вовремя. Мне было неизвестно, что вас позвала моя студентка, слышавшая из соседней спальни, как Томми выбивает мою дверь. Ваше явление было программным для волшебного мира. В волшебном мире вы могли и должны были меня защитить.

Но не в мире, где мы жили. В этом мире никакая защита Хогвартса не работала против ночного вторжения Темного Лорда. В этом мире все автопопадания на проклятиях были у тех, кто делил с ним дом. И вся смерть шла в мир только через него - никто из остальных не мог ни убить, ни ликвидировать навсегда ни одного Пожирателя. В виду я имею пресловутую бумажку на Аваду. Не знаю, была ли Авада у вас. По вашему невинному лицу мне казалось, что нет - вы не убийца. У меня, как преподавателя Хогвартса, разумеется, против сторонников Томми тоже ничего не было. Очевидно, по его мнению, меня должны были бить и те, и эти.

Когда Томми направил на вас палочку, меня поразила моя единственная - первая и последняя за весь ваш визит - мысль. Если я не защищу вас от свихнувшегося Томми, которому закон не писан - мы потеряем ВСЕ. Весь наш мир потеряет полюс, патронус и конечный смысл. Если я скучным тоном не скажу вам - человеку доверчивому и скромному - что у меня тут приватная встреча со старыми друзьями, и нам надо без свидетелей перетереть пустяковый вопрос - вы не уйдете, и Томми сотрет вас в порошок, не взирая на чины. К тому же, их было двое с чертовой Авадой у каждого.

Когда вы ушли, мне стало понятным мое настоящее, а не дипломатическое решение. Оно определялось тем, за что я буду класть свою жизнь, а за что нет. Томми, призывавший меня только для разборок и никогда не заинтересованный положением, в котором я нахожусь но его милости, отправляется на лысую гору. Мне было наплевать, что он это отлично понял. Его угроза прозвучала как освобождение. Меня радовало, что вы все еще живы и даже в мелочах верны себе.

За это я вас благодарю.

СС