Самый длинный сон в моей жизни 

Мне снится, что я – французский буржуа молодых лет с типично французской смазливой и чернявой внешностью. Совершенно адекватное ощущение, даже какие-то воспоминания детства и отеческого крова наличествуют. Дело проиходит в 19 веке. Мы живем с матерью в Лионе, она с отцом в разводе много лет. Живем и живем, я служу в конторе. Вдруг как-то раз к нам приходит судейский поверенный, одет по-столичному, кланяется матери и говорит:

– Сударыня, ваш супруг скончался. По его завещанию все его имущество переходит вам и вашему сыну. Вы знали, что он богат? Так вот, готовьтесь вступить в права наследства. Только ехать надо немедленно.

– А что это за наследство? – устало спрашивает мать.

– Фамильный замок.

Тут у меня подгибаются ноги и словно одурь накатывает. И я ВИЖУ этот замок, и даже где-то что-то узнаю… Я бесконечно долго хожу по его закоулкам и коридорам – они темные и узкие, обитые мореным дубом. Все это кажется очень важным. Меня сопровождает девушка в белом платье – тонкая, волосы светлые, голосок тихий. «Это же моя сестра!» – догадываюсь я. Действительно, вроде была у меня сестра, она осталась при отце, только никто про нее не вспоминал… И вот ведет она меня за руку по коридору и вдруг подводит к нише в стене – а в ней портрет. Ниша мелкая, но высокая – выше моего роста, и портрет такой же. Длинный, темный, узкий. Сестра его освещает свечой из-за моей спины. Потрет ужасен, меня пробивает дрожь. Это тощий сутулый старец с седой бородой, одетый в рубище. Под его ногами горит огонь о трех языках пламени, и глаза как живые. Сестра поднимает свечу выше – и я вижу, что такой же точно огонь горит у него над головой, словно адский нимб. Меня бьет озноб. Нет, это не озноб – это мать меня трясет, будит. Оказывается, я сплю в поезде. Мы едем в Гренобль вступать в права наследства. Вагон обшит деревянными панелями, кругом коробки-картонки от шляп, мой цилиндр лежит на скамье. Пробегают за окном среднефранцузские красоты, дело к вечеру, вот и холмы пошли, предгорья Альп…

Я успеваю спросить мать, где сейчас моя сестра. «Какая сестра?» – удивляется она. И верно, нет у меня сестры, что за глупости. «Мне приснилось, что у меня есть сестра, говорю, – блондинка в белом платье». Мать так внимательно на меня смотрит и отвечает: «Если снится девушка в белом – это снится смерть». По-бытовому говорит, мудрая женщина…

Вокзал. Вечерний сумрак расцвечен газовыми фонарями. Гренобль – большой город. Сходим. На вокзале нас встречает человек – машет издали руками, и извозчик при нем. Говорит:

– Здравствуйте, мы уж вас заждались. Мадам такая-то? Да, большое горе, мои соболезнования. Муж ваш достойный был человек, меценат. Все мы очень его любили. Вот его большая приятельница госпожа N в честь покойного вашего супруга дает сегодня большой ужин. Все первые лица города уже там. Ждем только вас. Садитесь, поскорее.

Садимся в экипаж. Едем. Провожатый болтает по дороге, и мне ясно уже, что госпожа N – сибаритка, каких мало, содержательница салона и наверняка отцова пассия, и еще ясно, что жизнь непредсказуема, и что-то за всем этим кроется. Прямо предчувствие.

Приезжаем. Перед нами – дворец. Все в огнях, внутри блеск, зеркала и шампанское. Чувствую себя сильно не в своей тарелке – скромный конторский служащий – но особенно обидно за мать. Она с дороги даже не переоделась, в черном вдовьем платье, от которого за версту разит провинцией. Сейчас все нас поднимут на смех – стерва отцова пассия специально послала снять нас с поезда! Но ничего подобного. Гости пьяны и хохочут сами по себе, много ряженых, людской поток мгновенно засасывает мою мать – а в меня врезается человек в одежде монаха. Я отчетливо помню миг глухоты и пустоты, когда он говорит мне:

– Я тот, кто тебе нужен!

– Мне никто не нужен! – с вызовом говорю я.

– Ничего подобного. И вам надо спешить, очень спешить! Потому что иначе будет поздно!

Тут мне делается ясно, что он прав, совершенно прав. Он выводит меня на улицу, мы спешно садимся в коляску и несемся в ночь. Вперед, вперед, ветер свистит. Сирые равнины по краям дороги, спутанные мглой деревья, рваные тучи над головой. Я осознаю куда мы едем – в отцов замок. Я вижу его в долине издалека – хоть никогда не видел прежде. Но не узнать нельзя – ромб стен, в дальнем углу которого высится высокая тонкая башня. Коляска останавливается. Мы выходим под накрапывающий дождь. Вход во внутренний двор с угла. В проходе нет ни двери, ни решетки – просто стены не смыкаются и в зазор видна башня – острая, зловещая. Смотрю на своего спутника, потом взгляд скользит по моему собственному платью – мы оба одеты в бурые монашеские рясы. Тут раздается удар грома – и мой спутник выбрасывает руку вперед,указывая на башню. Я смотрю – и в свете молнии вижу на ее внешней стене огромный портрет старика с двумя кострами – под ногами и над головой. От ужаса у меня чуть не разрывается сердце. Потому что в этот миг я понимаю, что этот старик – я.

– Первое знамение! – говорит монах. И снова выбрасывает руку – но на сей раз вбок, на стену замка, под которой мы стоим. Стена загорается. Раздается мощный удар колокола. Из огня монах выхватывает страницы. Это книга без начала, написанная по латыни. Он сует мне ее под нос – но я так дрожу и волнуюсь, что не могу прочесть ни слова, все буквы сливаются, смысл ускользает. Монах в сердцах указует на противоположную стену прохода, где мы стоим – и прямо по стене бегут значки-картинки, чтоб мне, дураку, было ясно… Я не хочу их понимать, но смысл очевиден. Первая: мышь. Толкование: наивный постоялец. Вторая: мышеловка. Толкование: хозяин Дома. Третья: мышь защелкивается в мышеловке. Толкование: Дом пожирает мышь.

– Второе знамение! – говорит монах и колокол снова гремит.Второе знамение! – говорит монах и колокол снова гремит.

– Нет! – ору я. – Нет!

– А сейчас будет третье! – говорит монах и на стене что-то проступает – огненное, яркое.

– Нет! – зажимаю я глаза руками, – я не буду смотреть, я не могу!

С этими словами я просыпаюсь. Но поздно. Потому что смысл ухватился. Я – ученик Дьявола.

1991