Будни режиссера-постановщика

Снится мне некий дом, похожий на общежитие. Где-то там моя комната, убогая, как и полагается. Появляется зашедший в гости Никита Коледин, и мы деловито спускаемся в подвал, обсуждая сценографию «Джизас Крайст суперстар». Подходим к некому укромному углу -  вспотевшие стены, пол каменный. Смотрим в этот угол. Ник говорит - тут фишка некая  лежит, в сценографии потребная. Понятно - надо копать. Копаем. То есть Ник камни раскурочивает, а я из-за его спины смотрю, и понимаю, что копать – это правильно. Точно там оно лежит. И вдруг осознаю, что это не две стены и пол углом - это сгиб человеческой руки, две мышцы предплечья и начало бицепса (пол). И что рука эта - моя. Смотрю на свою руку, а она расхерачивается так планомерно, по руке и отслеживаю ход работ. Скоро становился ясно, что сами мы не  справимся, надо звать слесаря с инструментом. Приходит слесарь с ломом - и начитает ломать пол. Рука вся в кровище, льет как из шланга и даже что-то отваливается.  Но жажда знаний сильней.

Потом все кончается, и выходит, что фишку мы нашли - но не истолковали. Надо ее толковать в спокойной, дружественной обстановке.

Очевидно, что это не комнаты в общежитии, где полно левого народа, а уличная  прогулка. Вижу утренний туман - всю ночь в подвале провозились - и мы бодро  удаляемся по этому туману в парк. Ник говорит - сейчас все будет, у меня и термос с кофе есть, и вообще. Я совершенно не удивлена, потому что кофеями Ник меня не раз  поил (как подсказывает память), но все-таки на улице мокро и не тепло, руки в крови, и я мерзким голосом замечаю, что это странное решение - отправиться в такую слякость наружу, так что даже кофе не прибавит мне теперь веселья. А без веселья какая работа? Тут Ник останавливается и крайне авторитетно заявляет: "А веселье, Лариса Владимировна, зависит от вас".