Моисеевы таблицы
Снится антиутопия – будущее на некой планетарной базе, где живут остатки человечества. Они живут в железном бункере, похожем на кишки огромного космического корабля (или базы). Это свой мир, который населяют дети детей первых поселенцев. В мире три запрета: нельзя хранить и носить белую ткань, нельзя рисовать и нечто, что уже не помню (очевидно, не танцевать:-)). В мире тоталитарный режим, есть некий Хозяин, нарушение запретов карается смертью.
Далее вижу некую женщину, работающую на ЭВМ, ее преследует старая сказка про дорогу домой. Вроде есть такая книжка в мире – про дорогу домой. Она начинает искать информацию обо всех книгах, которые еще остались, но ничего не находит, и неожиданно вспоминает, что в этом помещении всю жизнь работала ее мать, и бабка, видимо, тоже. Одним словом, под старым ЭВМ отыскивается железный люк, а в нем – рукопись. Это не книжка, а подборка схем. На ней действительно есть пометка «Путь домой». На схеме показано, как из ромбовидных белых лоскутков составляется некая херотень абсолютно неизвестного назначения (размеры лоскутков и их количество – 72 - приведены). Но это неважно – героиня решает схему воспроизвести, потому что в этом и есть смысл ее жизни. У нее находятся последователи – из тех, кому тоже бессмысленно или просто любопытно. Собирается белая ткань по кусочкам, сшивается, петли какие-то по схеме присоединяются…
После этого вижу себя – в одной из бесчисленных очередей этого мира – то ли на работу, то ли на эскалатор. Смотрю на людей вокруг – и с ужасом понимаю, что у всех них заросли глаза. То есть они совершенно ничего не видят, потому что их веки склеены, и между ними кое у кого даже просвечивает застарелый гной, как на ожогах. При этом они привычно ориентируются и работают на благо своего общества.
Я дохожу до места - в некую специально названную мне комнату – и попадаю в помещение с кусками белой ткани, женщиной и ее подельниками. Там все уже, как в коммуне, все совершенно поглощены своим занятием и даже вроде как организовались по типу тайной ложи. Я смотрю на них и разложенную на полу схему: все эти люди тоже слепы и работают чисто автоматически, но у женщины-героини между веками тонкий просвет, и там движется значок. Они определенно кое-то видит. Я склоняюсь на их схемой и священным полотнищем – и мне ясно, что это такое. Если в крайние петли сшитого ими огромного сегмента продеть веревку – у них получится воздушный шар, на котором следует улететь отсюда к едрене фене, на большую землю. Это так очевидно, что я даже берусь эту веревку вставлять – и тут стук, треск, вламывается Хозяин (его веки закрыты, но совершенно прозрачны, так что он видит сквозь них) и его полиция. Все встают и задами тряпку закрывают, ногами ее запинывают под железки – но она такая здоровая, что все бесполезно.
- Так, - говорит Хозяин. – Я вижу, что вы нарушили Запрет. А понимаете ли вы, почему вам запрещено рисовать?
Все удрученно молчат. Хозяин говорит:
- Потому что любая схема – это рисунок. Потому что цифры – это рисунки. Нарисовать можно то, что нельзя выразить словами. Рисунок – это символический язык. А любой закон лишь концентрирует внимание на том, что следует понять, дабы освободиться.
…тут я вижу, что нарушения нами этих законов вовсе не приводит говорящего в гнев. Он вроде как разъясняет – и только. Четко понимается, что препятствий нам тут не будет. Дальше моментально понимается, что нарушая Закон (на уровне Моисеевой таблицы) человек вступает в единоборство с Богом, и тот только того и ждет, чтобы дать соответствующий комментарий и приблизить человека к истине.
По пробуждении вспоминала Моисеевы таблицы и долго медитировала на «почитай родителей». :-)
Загрузка... 
