Арест

Я приезжаю в Лондон писать альбом и по другим делам. И среди этих дел случайно встречаюсь с каким-то старым ролевиком разлива 93 года, который давно оставил это занятие и стал денежным коммерсантом, женился, развелся, купил квартиру, завел свою фирму, и теперь хочет выпить со мной коньяка по старой памяти ролевого движения (вроде мы когда-то пересекались в рамках то ли Школы на Хавской, то ли докладов на Зиланте, то ли еще в фидо).

И вот он ведет меня в свою свежекупленную квартиру, там полный ремонт и пустота, в комнате единственный диван и журнальный стол, остальное в процессе обретения.

По дороге и уже в квартире мужик жалуется на жизнь, мол, все херово по большому счету, жизнь говно, игры - удел недоделанных инфантилов, а реальная жизнь сурова, и т.д., что они все обычно несут, когда меняют бога на маммону. Я ему мажорно отвечаю, что жизнь не говно, если пофессию имеешь и Дело свое нравится, и вообще реальность пластична - но у мужика явный кризис мировоззрения, он не хочет внимать, а хочет ныть, и ясно, что лучше пить коньяк.

Я несу с кухни нож, чтобы он нарезал сыр нам на закуску, и он отправляет меня обратно за вилками (на кухне тоже полный ремонт, там одна стойка для ножей есть). Наконец, я возвращаюсь обратно - и обнаруживаю этого мужика поперек дивана с ножом в горле.

Все ясно. Мужику не хватило духу самоубиться без зрителей. Мне очень обидно. Подхожу к мужику - может, жив. Конечно, нет. Вынимаю нож перчатками (белыми слизеринскими:-), так и не снятыми ввиду задержки трапезы), на полу кровища, все сурово. Ладно, надо идти по своим делам.

Далее я тихо доделываю свои дела, возвращаюсь в Эдинбург. Потом через полгода снова еду в Лондон, и выясняю, что пока меня тут не было, полиция завела дело об убийстве известного коммерсанта такого-то. Мне делается немного не по себе. И вот по дороге к некому городскому парку, куда я направляюсь вместе с троими оболтусами (тени мародеров, очевидно), нас всех окружают полицейские машины. Все ясно - все кончено. Городской парк превращен в огромный допросный пункт, там полно людей моего круга, все окружено ментами, и какая-то ФБэРщица ведет следствие. Предъявлены улики с места преступления - записная книжка коммерсанта, где есть пара телефонов старых олдовых ролевиков, нож (это меня не касается, потому что я в перчатках), и специфическая обувь, оставившая след на полу, потоптавшись на крови. (Тут я с большим облегчением понимаю, что это были канадские боты Йовин, дареные мне в прошлый визит - и проблема теперь тоже не моя, потому что Йовин, по некому допуску, меня не сдаст как человек флегматичный и дружественный).

Итак, идет обширный допрос в стиле Монти-Пайтон: «Ваш любимый цвет? Столица Камеруна? А что у вас в карманцах?» Спрашивают всех, кроме меня - меня вообще игнорируют (и это кажется добрым знаком), но и не выпускают (что вызывает тревогу). Проходит по ощущениям часов пять. Я успеваю выпить пива, выкурить сигар, пронаблюдать, как Поль ругается с кем-то по мобиле и погреться на солнышке. Наконец, слышу чертовски знакомые звуки - вроде, это моя запись, которую мне в прошлый визит в Москву делали (по сну, а не по жизни, если кто запутался). И играет она в руках у ФБэРщицы. И та говорит - а вот и главная улика. Послушайте эту композицию... вот слышите тут инструментальный куплет... И голос ДО него... (Ирка и Поль слушают, кивают головами) И ПОСЛЕ него... Вам не кажется, что это НЕ ОДИН И ТОТ ЖЕ голос? Что-то с ним случилось, когда музыка играла?... «Да, точно!» - авторитетно заявляет Ирка. И Поль авторитетно кивает - «Да, да... Похоже на то!» Блин, думаю я, что ж вы такое делаете, друзья дорогие?... И понимаю, что они не догадываются, что творят. На лицах живейший интерес. Разумеется, ФСБэшница подводит итог: «Вот именно, потому что в этом промежутке и произошло УБИЙСТВО!»

Тут меня вяжут без малейшего сомнения. Отпираться бессмысленно. Абсурд велик, но ужас в том, что я уже не уверен, что не убивал этого долбанного коммерсанта - потому что я ему мажорно втирал за большие надежды, а надо было из соображений педагогики дать в глаз. Может, он не узрел во мне ожидаемого сочувствия - и зарезался. Говорю - дайте мне последнее слово хоть сказать! Ну - менты дают - держат меня за руки сзади, но идут следом. Подхожу к Йовин. Йовин сидит в меховом воротнике с видом на канадскую командировку, сама совершенно флегматичная, сытая и расслабленная. Я говорю - Йовин, меня тут загребли в Азкабан лет на -дцать, это дело житейское, а тут у нас остался «Тампль». Ты уж будь другом, пока меня не будет, не проеби последнее.

Йовин жмутится на солнце и говорит - Ну что ты паникуешь? Я тут теперь музыкой профессионально занимаюсь. И, разумеется, ничего не проебу.

На том я и отправился в тюрьму.