Поэзия и смерть
Мне снова приснился шпионаж.
Вижу, как я – весь в черном, как назгул – слежу за тем, кто следит за преступником. Преступник скрывается по старому городу, по подворотням, гаражным проездам, мимо дощатых заборов и сельских вкраплений, мимо уродских детских площадок, а за ним по пятам мчится сотрудник спецслужбы, так как ему надо знать, где логово, и понять логику преступника по его пробежке.
А мне надо понять логику ВСЕГО.
Наконец, заскакиваю в какой-то драный подъезд, там подвальная квартира, бывший клуб качков или что-то вроде. И оказываюсь прямо перед всей их секретной гос.разведкой. Сидят, с дипломатами-ноутами на коленках, только меня и ждут.
Тут происходит разоблачение. Я сажусь к столу и начинаю снимать черные бахилы, черный плащ, черный френч… А под ними все такое черно-белое, как в старом кино, штиблеты мои меня сразили. Спецагенты покивали чему-то своему – и сразу к делу.
- Мы, - говорят, - почему в вас заинтересованы? Мы напали на след преступника, и нам только что сообщили важные улики. Но кое-что еще неизвестно, мы не знаем, как его обезвредить. А вы этого человека, говорят, знаете!
…И называют мне реальное лицо, поэта-недоумка, с которым мы учились в университете (он нелепо ухаживал за девицами, и казался недоумком).
- Знаю, - говорю, - действительно, мы знакомы с ним с 18 лет. Но он же поэт, недоумок.
- Нет-нет, - говорят спецагенты, - он очень жестокий убийца-извращенец. Он делает ужасные и на первый взгляд абсурдные вещи, вот снимки жертв, но нам надо понять логику…
…И тут я неожиданно в полной уверенности изрекаю: что тут непонятного, если он – поэт? Для него Смерть – это не только объект изображения, но и средство. Он так – распланированными и ужасными смертями - доносит до вас свое послание.
Мне снова приснился шпионаж.
Вижу, как я – весь в черном, как назгул – слежу за тем, кто следит за преступником. Преступник скрывается по старому городу, по подворотням, гаражным проездам, мимо дощатых заборов и сельских вкраплений, мимо уродских детских площадок, а за ним по пятам мчится сотрудник спецслужбы, так как ему надо знать, где логово, и понять логику преступника по его пробежке.
А мне надо понять логику ВСЕГО.
Наконец, заскакиваю в какой-то драный подъезд, там подвальная квартира, бывший клуб качков или что-то вроде. И оказываюсь прямо перед всей их секретной гос.разведкой. Сидят, с дипломатами-ноутами на коленках, только меня и ждут.
Тут происходит разоблачение. Я сажусь к столу и начинаю снимать черные бахилы, черный плащ, черный френч… А под ними все такое черно-белое, как в старом кино, штиблеты мои меня сразили. Спецагенты покивали чему-то своему – и сразу к делу.
- Мы, - говорят, - почему в вас заинтересованы? Мы напали на след преступника, и нам только что сообщили важные улики. Но кое-что еще неизвестно, мы не знаем, как его обезвредить. А вы этого человека, говорят, знаете!
…И называют мне реальное лицо, поэта-недоумка, с которым мы учились в университете (он нелепо ухаживал за девицами, и казался недоумком).
- Знаю, - говорю, - действительно, мы знакомы с ним с 18 лет. Но он же поэт, недоумок.
- Нет-нет, - говорят спецагенты, - он очень жестокий убийца-извращенец. Он делает ужасные и на первый взгляд абсурдные вещи, вот снимки жертв, но нам надо понять логику…
…И тут я неожиданно в полной уверенности изрекаю: что тут непонятного, если он – поэт? Для него Смерть – это не только объект изображения, но и средство. Он так – распланированными и ужасными смертями - доносит до вас свое послание.