Эстетика Джордано Бруно
в архитктуре Москвы
Спать не могу - там розенкрейцеры!
Приснилось, что я - универсальный водолей, и довожу до ума Город по плану иероглифической монады. У меня итальянская тенистая площадь, вокруг полукругом дома. В каждом на крыше башенка, как это любили делать при сталинском классицизме. Полно у нас во всех городах таких «храмов» на крышах многоэтажек. Они всегда пусты. Потому что совочная халтура. А по Плану они, конечно, обитаемы.
...В каждой такой башенке должна жить и трудиться Женщина-категория, потому что «все добродетели женского рода». Как только поселяется в таком кровельном храме Женщина - сразу начинается эманация любви, гармонии и полноты, и народ внизу счастлив.
Дома мои были разные, первый был посвящен Разуму и стихии воздуха, и в кровельном храме сидела Яна. У нее там было отличное жилище, много света и неба, прозрачная пустота и немного цветов. В храме второго дома, посвященного Чувству и стихии воды, поселилЪ я Роксану, которая Алия Ледум. Там была глубокая красивая тень и зеленоватый камень, и лоза.
И такие эманации пошли вниз на народ, что даже солнце стало светить мягче и круче. Приехала, конечно, папская проверка из Рима, пока достраивались прочие строения. Ходит папский легат по площади, любовь всасывает, и видно, что очень ему хорошо, но немного не по себе, потому что не оценить Герметичекий Труд нельзя, но признать правоту его тоже не выйдет. Спрашивает меня: «Как же вы такого благоденствия добились?» Я отвечаю: «Сначала надо убить Аргуса. Тысячеглазого Стража. Гермес, понимаете, убивает Аргуса - и наступает время свободного творчества, потому что Аргус все душит». «И кто же у нас Аргус?» - спрашивает легат, хотя и так всем все ясно. Смотрю на него беспечально, и в каждом глазу у меня по гнилой церковной догме.
Звали меня Байрон.