С Н Е Й П О Л О Г И Я
Kredo
Я ртутный Меркурий, мой мальчик. Я черный Гермес.
Я дома среди разоренных и выбитых окон,
Среди позабытых могил и паучьих волокон,
Где стынет в пыли ее рыжий, запутанный локон...
Когда проливается зелень с безбожных небес -
В замедленном кадре по венам струится вода:
Слезам не дано отбелить ни грехи, ни потери.
Я верую в то, чему люди обычно не верят.
Я ртутный Меркурий, мой мальчик. Так было всегда.
Я жрец торжествующей смерти, я двери в Аид,
По влажным ступеням вступаю в объятия ночи,
Две разных змеи опирались на мой позвоночник -
Людьми обожаемый старец, укрывший свой стыд;
Людьми поносимый убийца.
Он тоже убит.
Не знаю, который из них был сильнее порочен,
Но зелье, что оба смешали - отменно горчит.
Хрустят под ногами осколки жестоких пророчеств,
И снег заметает скелеты холодных ракит.
...Я был их порогом и дверью. Но доступ закрыт.
Я тьма, что сияет в невидимом центре пустот.
Я тайное пламя, я сульфур плавильных реторт.
Я жидкий огонь, что струится в отравленных венах,
Я жар лихорадки, что сводит доверчивый рот -
Горячая кровь превосходно справляется с тленом.
Проекция соли на стыке ночных компонентов
Утопит горящую башню в теснине реки.
Я дымное солнце твое над равнинами Кента
И вечная Магия.
Магия Левой руки.
9 января
В отравленном вине
закупорен янтарь -
как капля жара спит в золе камина.
За дверью в тишине
господствовал январь
и кутал старый год своей периной.
Твой подоконник чист, как миг творения,
Строкой не тронут лист,
А дым стремится ввысь,
Девятый день - и в нем твое рождение.
Из праздничных венков еще не вынут остролист...
В заснеженном дворе
две линии следов,
а в линии судьбы так много петель.
Две ночи в январе -
ты не был к ним готов,
в заснеженной душе гуляет ветер.
Тебе неведом щит от Предсказания.
Твой небосвод разбит,
А снег летит, летит...
И с острых плеч скользит Ее касание.
Две ночи в январе, когда душа болит...
Здесь тикают часы,
мигает монитор,
несет адреналин под площадью метро.
Баланс враждебных сил,
скрепленный договор,
на инее окна чернильное перо.
Моя любовь к тебе - застывший маятник:
Не покачнуть весы, не изменить оси -
Я отмолю тебя у самых черных сил.
...Вдоль линии огней несется в ночь такси...
Снарри
-Добрый вечер, профессор. Мне можно войти?
- Не сегодня.
- Но… вы сами…
Он комкает мантию, стоя в дверях.
Ощущаю спиной его жаркий, панический страх.
Он надеялся?..
- Поттер, есть добрая сотня
Причин, по которым вы мне неприятны.
Назовите одну, по которой вас надо терпеть!
- Но… вчера была пятница…
- Я не держу вас.
- Понятно…
Пламя лижет страницу, во рту окисляется медь.
Он стоит, поправляя очки.
Обескровленный рот
Как монеты, считает обиды.
Шальные зрачки
Сверлят пол. На полу, как всегда, сквозняки.
- Я… понадоблюсь завтра?
- Не думаю.
- И… это все?!
Идиот. Как любой, кто стремится к горнилу.
- Мило.
Вы хотите сказать, что готовы мне выставить счет?..
Знаю, в вашей семье толстокожесть в порядке вещей,
Удивительно, как вас считают достойными школы...
Что вы ждете? Вас выгнать взашей?
Вы мне были забавны, не боле.
…Я приветствую зелень.
Сегодня - на этом лице.
- Я… я вас ненавижу!..
- Весьма содержательно. Вон.
Звук разбившейся банки.
Нестойко стекло и доверье.
Впрочем, что ты искал у убийцы?..
Осколочный звон.
Сумка падает в жижу.
Досадный эксцесс.
- И не хлопайте дверью!
Всеобщий герой
Смехотворен, когда не владеет собой!..
Грохот створок ложится последним барьером
Между мной и тобой.
…Вот теперь мне пора
На единственный бой,
Где ни нежность, ни взглядов случайных игра,
Ни преступная блажь,
Ни пророчества ложь,
Ни внезапная дрожь
При обычном: «Я Ваш
Самый преданный раб» -
Ни одна из печатей
Меня не должна защитить…
Что ты знаешь, избранник, о жажде последней расплаты?
Об умении мстить?..
Узы крови и узы позора прочнее, чем сталь.
Я отдам Ему то, с чем давно расставаться не жаль,
Я возьму у него
то, сразу вернуть не дано…
Добивай его плоть, пока дух соскальзает на дно,
Разотри его память на тысячу мелких частиц,
Распыли его душу по ветру, как
перья синиц,
Изгони его тени с десятков измученных лиц,
И живи.
И ни слова о глупой, случайной любви,
Ты способен на большее. Будешь способен потом.
…Обнимаю тебя через запертый дверью проем,
Сквозь тяжелые стены.
(Ты к ним припадаешь виском…)
Трепеща, догорает пергамент последних страниц.
Ты не должен узнать.
Пью свободу отравленным ртом.
* * *
Наша участь решена изначально.
Вы полюбите меня беспечально,
Неожиданно, случайно, мгновенно
Вы полюбите меня неизменно.
Замирая у чужих изголовий,
Вы полюбите меня без условий.
Снисхождения к себе не просивший -
Вы полюбите меня, не простивший.
Где был дружеский совет? Где ваш разум?
Вы полюбите меня чистым, грязным,
Из отчаянья, из бунта, из мести -
Вы полюбите меня и без чести.
Вы полюбите меня белым, черным,
Вы полюбите меня побежденным,
Словно это начертал сам Всевышний
Вы полюбите меня победившим.
Вы полюбите меня старым, стертым,
Вы полюбите меня даже мертвым.
Вы полюбите вразрез всем законам.
В этом мире разойтись не дано нам.
PS
Как прощается волна с побережьем,
Вы покинете меня неизбежно.
Вы покинете меня - и довольно.
Пейте кубок свой до дна. Добровольно.
Газетчикам
Да. Добрый день.
Держитесь за перила.
Ах, журналист?..
Нет. Нет.
Идите на.
…Вы говорите, я летал на вилах
У вашего, практически, окна?..
Нет. Не хочу. Не велика потеря.
Я не охотник до деленья шкур.
…Вам донесли, что я курил у двери
В рубашке Флер, простите, Делакур??
Вы верите?
В печати кризис тайн?..
Тогда переключайтесь на сатиру.
…Вам донесли – я был одет вампиром,
И в этом виде праздновал Самайн?
Какая-то… убогая картина!
Газеты я всегда не уважал.
…Вы знаете, как я кусал Люпина?..
Вы знаете, что он не возражал?
Вам мнится, я - источник инцидента?
Тому есть много косвенных примет?..
Вы говорите, я любил студента,
Которому едва семнадцать лет?
Да бросьте – это очень старый фокус.
Не помню даже вашего лица…
Вы, говорите, видели, как Фоукс
Мне лично снес два собственных яйца?
Ну, это ложь.
Смешно, но очень глупо.
Я много лет живу совсем один.
Вы видели – я поднимаю трупы?
…Один из них – знакомый вам блондин?
Легко ли после этого мне спится?..
Какую я посмел вести игру?...
Вы говорите, я пытал девицу
На собственном диване ввечеру?..
Вы бредите.
Вы не на кокаине?..
Нет тяги ко чрезмерному питью?...
Кто был позавчера в моем камине?
Читал ли я последнюю статью?..
Читал. Смеюсь.
Забавно – но не боле.
А в чем, простите, собственно укор?
Вы видели меня у Лейстренж-холла,
И с вами был ваш колдофотокор?
Клянетесь: я был вами узнан сразу –
В грязи и избирательно одет?..
Тот ничего не ведает о грязи,
Кто не читает утренних газет!
* * *
Из тюрьмы
Я чувствую себя, как тот газетчик,
Что пишет репортажи из петли.
Однако письма я писал бы легче,
Когда б они теряться не могли...
______________________________
Для черных дней, безликих, словно сажа,
Я накопил коллекцию примет:
Стук в двери, скрип, шаги и письма ваши.
Вчера я слышал голоса во тьме.
Один сказал: ты выйдешь из-под стражи,
Другой сказал: останешься в тюрьме.
Что лучше? Быть в апатии, как прежде,
Пока топор не выполнит приказ,
Иль мчаться от отчаянья к надежде,
А от надежды – к правде без прикрас?
Я мог бы в шутку кровью сделать воду,
Но с этой шуткой не был я знаком –
Закон сказал: ты выйдешь на свободу.
Тюрьма сказала: будешь под замком.
Я сам любил смеяться над паденьем
И уважал жестокую игру,
Я знаю цену смерти на миру
И цену непростительным виденьям,
Я знаю, мой диагноз безусловен,
Но рвался к Вам – благому рубежу…
Пришел судья: я снова невиновен.
Пришел министр: виновен – и сижу.
Все в жизни повторилось, и не боле.
Откинусь на солому, и усну.
Мужчина отпустил меня на волю,
А женщина оставила в плену.
* * *
Сириусу Блэку
Июнький жар описывать старо.
Вскипает кровь от гнева, от погони
От зелий, что мы вечно тащим в рот…
Но вы краснели в лондонском метро,
И прятали лицо в тени ладони.
И этот цвет – как ваш несчастный галстук –
Неотторжимый, ценностный багаж.
Подобное встречается не часто
На линии общественных продаж.
Утраченной невинности печать
Лежит на мне, как синева – на трупе.
Наверное, мне следует сказать,
Что я для вас как прежде недоступен.
Наверное, вам следует признать,
Что зеркало – ваш лучший собеседник,
Я слишком ненадежный исповедник,
Чтоб слушателя в краску не вогнать.
Опасных слов раскинутая сеть.
Чего ты ждешь, пропащая синица?
…Вы все еще способны покраснеть.
И я способен этим насладиться.
Переписка с LM
SS:
Как лист увядший падает на душу,
Твои слова упали в тишину.
Ты знал, какая ставка на кону.
Мой взгляд едва ли сделается суше -
Принять тебя? Какого бога ради?
Простить тебя? Ты не был виноват,
Ты просто не был смел.
У школьных парт -
Чернильный цвет исписанной тетради,
И с неба осень падает в аллеи,
И листья писем падают с моста –
Белее сна и седины белее…
Я не скажу, о чем я сожалею,
Ведь правда – безыскусна и проста:
Опали листья.
Дальше – немота.
LM:
Получен ключ от выстраданных строк,
Написанный и понятый до срока.
Взимая стихотворный вид оброка,
Вы росчерком преподали урок.
В обычном чуде магии пера
Сохранены личины бледных масок.
С их мертвых губ срывается игра,
Расписывая школу блеском красок.
Меня тревожит тонкий запах страха
Невидимый среди чернильных линий
Вас на бумаге не пугает плаха.
В кругу «друзей» вас покрывает иней
Несостоятельности всех своих усилий,
Несоответствия иллюзии размаху?
SS:
Несоответствие иллюзии размаху
Моих усилий – старая мозоль.
Идти ко сну с уверенностью в крахе.
Проснуться – под ребром все та же боль.
Мне больно жить. Полет воображенья -
По большей части гибельный полет.
Мне не дано выигрывать сраженья.
Где все пройдут – там я уйду под лед.
Есть где-то светлый рай. Там все иначе.
Никто не дал мне Зелья-для-Удачи,
Когда я презирал себя во тьме.
Не береди упущенных мгновений.
Поверь, я не достоин тех волнений,
Что ты изображаешь на письме.
LM:
Что ты изображаешь на письме,
То я желал бы видеть повсеместно.
Мне мнится, что страдать неинтересно,
Когда интрига движется к весне.
Среди брони иссиня-черных складок
Укрылся храм - хранилище души.
Утенок сам себе казался гадок,
И от того взрослел в своей глуши.
Быть может свет моей фальшивой маски
Позволит мне верней искать подсказки -
Запутался в слоях твоих обличий,
Ведь недотепа верхнее их них.
Ты маскируешь речь под клекот птичий,
Но открывает правду каждый стих.
SS:
Но открывает правду каждый стих?..
Возможно, вы ее большой любитель.
Кто из двоих грязней для вас, скажите –
Предатель или Преданный?
Затих
Осколок льда меж ребрами. Не вынуть.
…Боюсь, я понимаю вас вполне:
Вы знаете, что Вас – нельзя покинуть,
И потому вы снова на коне.
Меня – покинуть можно. Извините,
Но разговор наш катится в тупик…
Мне думалось – есть у меня учитель.
Мне мнилось: у меня есть ученик.
Но первый лгал, пока не лег в могилу.
Последний обвинял во лжи меня.
И та, кого посмел назвать я милой,
Та женщина… была ли мне верна?
Я думал, что меня услышат боги,
Что я достоин друга…
В некий год
Друг предпочел туманные дороги,
И я смирился с тем, что я банкрот.
Вы скажете, что я смакую тленье.
Но всякий, кто бросал меня в пути,
Не испытал и доли сожаленья.
Никто из них мне не сказал: прости.
Чье – в унисон с моим – стучится сердце?
Я вообще не знаю, как стою…
Мне не на кого в жизни опереться,
И даже Господин наш – не в строю,
ни жив ни мерв... Отстреленные перья
Не вставишь в крылья ангелов и фей.
Не ты ли перебьешь мое неверье?
Найди себе забаву поновей.
LM:
Найди себе забаву поновей,
Чем прошлого перебирать обиды.
Тебя печалит слепота Фемиды?
Но стать глазами не предложишь ей.
Возможно, из меня плохой советчик,
Но ты совсем погряз в прошедших днях
Чужих былых поступков стал ответчик,
Предателей в предательстве виня.
Но если в прошлом не было опоры
И этого уже не изменить,
А есть необходимость дальше жить,
Желательно сворачивая горы,
То стоит настоящим перебить
Воспоминаний нудные аккорды.
SS:
Твое лицо в оправе из вербены
Своей рукой убрал я со стола.
Мелькали дни в порядке неизменном,
И источали горечь зеркала.
Все миновало. Молодость прошла.
Тогда откуда стиснутые руки
И эта боль, вошедшая в виски?..
И влажный ветер, дующий с реки,
И вальса затихающие звуки,
И ореол волос над черным шелком,
И тень на белоснежной простыне,
Вина, виной, с виною, о вине…
Твой пол в вине, моя постель в осколках,
Осколки сна усеивают пол,
И ядом циркулируют по венам…
…Твое лицо в оправе из вербены
Своей рукой я возвратил на стол.
мисс Принц
Когда ты подходишь к границе леса,
И вечер поет от июньских снов -
Эту строчку я рифмовать с «принцесса»
Не буду, поскольку пассаж не нов –
То к тебе выходят единороги,
У которых всегда одна госпожа.
И склоняют гривы тебе под ноги,
И спинами трутся о край плаща.
Я хотел бы сделать тебя королевой
Своих ночей и шахматных плит –
Там до этих пор не хватало девы,
Там давно не слышался стук копыт,
И, конечно, твоя чистота – не повод,
На меня же и вовсе не смотрит бог.
Но в твоей руке – серебряный повод,
А на поводе – белый единорог.
Теперь я знаю, что значит ущерб,
И сердечная боль, и животный страх.
Ты мой виноград и мой черный хлеб
И белый ветер в моих проводах.
Твои шаги по иным дорогам
Свежи, как воздух, легки, как свет.
И вся популяция единорогов
Не заполнит пространство, где тебя нет.
…Так ласкай глазами их тонкие гривы,
Собери руками их чуткий сон.
Где-то есть пространства, где вечно живы
Рыцари всех четырех сторон,
Где травами самого лучшего сорта
Выстлана после дождей земля.
Где «черный принц» - не название торта,
Где «принцесса» - не просто фасон белья,
Где дева пройдет по ступеням ночи
Ничего не утратив помимо слез,
Где зима на семьдесят дней короче,
Где не вянут бутоны раскрытых роз,
Где звездные карты будут биты,
Если ты покинешь плоскость земли –
И меня забьют золотые копыта,
Что летят на закате сквозь ковыли.
GF
Наука знает много гитик
О том, где сифилис, где – грипп.
А друг мой психоаналитик
Во всем провидит архетип.
Мой друг познаниями лечит
Души бунтующей состав.
И Тень моя на чьи-то плечи
Ложится, как ручной удав,
Пока газеты бисер мечут,
В подкорках движется процесс,
И преет хаос человечий
От Сомерсета до Лох-Несс,
И надрываются камины,
И зреет проклятый вопрос,
И гнутся перья, словно спины,
И пузырится перенос,
И растворяется в тумане
Мой дом, закрытый всем ветрам,
Где я на кожаном диване
Читаю Юнга по утрам,
Где посреди его открытий
Я вижу Розу и полип…
Но друг мой – психоаналитик.
Он прозревает архетип.
Когда достанет пропитанья
Богам подземным и речным?
Когда я вас почту вниманьем?
Когда я сделаюсь ручным?
…Давай, приятель мой суровый,
Без вытеснения стыда
Мы хлебанем драконьей крови
И дружно каркнем: Никогда!
* * *
Но, позабыв и горе, и уродство,
Украсит замком бледный небосклон.
G.F.
Украсит замком бледный небосклон
Рисунок туч по прихоти природы...
Я никогда не буду вознесен
Туда, где правят ветер и свобода.
Они - удел красивых, молодых,
Летучих душ. У тех такая пища:
Влюбляются в мерцание воды
И в облачные хрупкие жилища.
О, я ничем не мог бы их привлечь,
И наше отторженье обоюдно.
Я опускаюсь в бездну вместе с судном,
Под грузом вод
Не расправляя плеч,
Под грузом лет
Дышу не горлом - кожей.
...И ты, мой друг, владеешь этим тоже.
С днем рожденья
Я гнулся, словно ивовая ветка,
Упруго возвращаясь к вертикали.
…Меня сломил очкастый малолетка,
И бросил в пыль ненужные детали.
О трусости не поминайте всуе.
Вы были смелы, зорки и сердечны.
Но там, где губы ждали поцелуя,
Белеет череп. В этих пор – навечно.
Вдова-земля не поменяет платья,
Я вижу свет на скошенном погосте.
Он зелен, как смертельное проклятье,
И как трава, что прорастет сквозь кости.
Седой мудрец, лукаво вздернув брови,
Любовь именовал предельной мерой.
Но философский камень жаждал крови,
И не из вен – из вспоротых артерий.
Кровь украшает золотые флаги,
И прославляет белые седины.
Я в ней стою по шею, по фаланги,
По сердце – и в преступной и в невинной,
Она питает дружеские фланги,
И тех, чья участь будет незавидной.
…По траурным одеждам незаметно
Она текла, и выткала мне ложе.
Над ним склонится ивовая ветка
И вязь травы.
И тень твоя, быть может.
Свет далеких маяков
плыл по пене
Отпущения грехов
жаждут тени.
То ли дьявольский улов,
то ли милость –
Отпущение грехов
мне приснилось.
Ускользает между пальцами лето –
Плоть от плоти маяков, свет от света,
Только призраки скользят по карнизам:
Развлечение прибоям и бризам.
Сны пустые уходящего лета.
Не дано сойти с орбиты планетам,
Вспять не движутся ни реки, ни годы,
И не знает кровь обратного хода,
Свет далеких маяков – что ты сделал?
Сердце глупое над бездной взлетело,
И сияло, и рвалось, и искрило
В ожидании своих белых крылий!..
Миражи стоят в недвижном зените.
Где вы ныне, путеводные нити?
На границе пустоты и молчанья
Кто сильней Тебя молил, Изначальный?..
Свет далеких маяков
Не был точен.
Пьет из темени зрачков
Птица ночи.
Все удушливей петля,
Тише звуки.
…Распахни мои крыла,
Леворукий!
Зелен свет от маяка – тлен от тлена.
На кону стоит душа на коленях.
Тихий голос утопает в тумане.
Утоли мою тоску, Безымянный!
…Свет далеких маяков плыл по водам.
Блики падали на стены и своды
Без различья, без вины, без печали…
Отпущение грехов запоздало.
Сердце более не бьется тревожно.
Отпущение грехов?.. Невозможно
Свет далеких маяков был ловушкой.
Но обетов и оков – не разрушить.
СЕМЬ
Я пищу дал тщеславному уму,
Приблизясь к Сами-знаете-Кому.
____________________________
Я душу разделил на семь частей.
В одной царят осенние чернила,
Реторты и уроки для детей.
Другую жажда смерти подчинила,
Там правит тлен кладбищенских костей,
И зеленеет череп над могилой.
Часть третья – на отшибе, словно замок.
Там серебристый лорд обходит залы,
В холодном блеске нежа свой покой.
С четвертой познакомиться легко –
Засахарил ее сухой рукой
Седой старик с лукавыми глазами.
Резвится в пятой, понося меня,
Очкастый и потерянный подросток.
У этой части – лучшая броня.
В шестой – среди вечернего огня,
Чужих рассветов и кабацких досок –
Без оправданий царствует Она.
Последней части имя не найду.
В ней прочие едины. Раз в году
Семь-2
Семь дней недели - классика деленья.
Шесть дней - труды, последний - воскресенье:
Последний год без Хогвартской учебы,
Последний хоркрукс самой высшей пробы.
Семь нот звучали в музыке творенья,
Семью телами мы наделены,
Все смертные грехи без исключенья
Все в ту же цифру "семь" заключены.
Алхимик из почтенья к абсолюту
Разделит так же свой тяжелый труд.
И семь томов - за крепкую валюту -
Издатели с прилавков продадут.
Сентябрь
Сентябрь.
На подоконники ложится листопад.
Крадется смерть на мягких лапах вдоль оград.
Занесена коса,
И ты не смотришь мне в глаза…
Ну что ж,
Так будет проще скрыть предательскую дрожь
В руках,
Пока беззвучный крик
Ломая ребра, рвется из груди.
Нас погребает немота,
Пока последняя черта
Не пересечена.
Прости.
С платформ отходят поезда.
Душа стремится прочь из тела.
А тот, которого нельзя предать –
Посмотри, что он со мною сделал…
Экспресс сошел с путей, и мчится в никуда.
Бежать!
Простуженный рассвет
Еще несет печаль твою в горсти,
Легки на влаге черепиц
Движенья ангелов и птиц –
Но мне там места нет.
Прости.
Часы затмения светил.
Листва в аллеях облетела.
А тот, который так меня любил –
Посмотри, что он со мною сделал!
…Последний лист летит на землю вдоль перил.
Спеши,
За сумраком горит
Огонь, который может нас спасти.
Откроют окна города
Навстречу счастью без суда.
Мне путь к нему закрыт.
Прости.
Глаза, утратившие пыл,
Молчат в преддверии предела.
И тот, который так меня любил,
Посмотри, что он со мною сделал
В провозглашенный час затмения светил…
Спектакль:
Семь актов о добре.
Но что сказать о сыгранных шести?..
Когда бы знал о том Шекстпир,
Он не назвал бы сценой мир,
Тут не на что смотреть.
Прости.
Удар незрим и невесом.
Других пророчества хранили.
И тот, который сверху видит все,
Смотрел, как плавится металл в горниле.
…Усмешка букв над обесчещенным листом.
Переписка с Блэком
Сириус
И лишь соединив порыв сердечный
С уменьем и упорством бесконечным
Ты передашь огонь любви другим.
Нелегок путь - любить и быть любимым:
Быть хворостом, искрой, самим огнивом -
Но для меня возможен он один!
Сириус Блэк
SS - 1
Но для меня возможен он один –
Подъем по самой трудной из дорог
Из темноты, где балом правит рок,
От лжи зеркал, от плесени картин,
От трусости, от бледной слабины,
Вдоль череды приятелей на раз…
Предатели не опускают глаз -
Они не доживают до весны.
Тяжелый алкоголь, тяжелый чад.
Тяжелый день уходит, словно не был
Одним из дней, которым кто-то рад…
Тяжелый год. Зима заносит сад.
И сквозь метель не различает взгляд
Срединный путь меж бездною и небом…
SS - 2
Но для меня возможен он один –
Срединный путь меж бездною и небом,
Скользить ногами по осколкам льдин,
И губы согревать вином и хлебом.
Я мог всегда – и до сих пор могу
Идти через запретные печати,
Гореть, как в лихорадке, на снегу,
И каменеть от холода некстати,
Я принимал расплату словно милость,
Треклятое достоинство губя.
С тех пор судьба ничуть не изменилась:
Любить тебя и проклинать тебя.
Звезда горит, как сотни лет назад.
Пью свет ее, и опускаюсь в ад.
Полностью тут
Сонеты с Розмертой
Розмерта:
Нет времени подумать о Судьбе.
Нет времени подумать о расплате.
Истрачены грехи. И в результате -
Остались только мысли о тебе.
И вот - как пьяный ангел на трубе -
Сижу и плачу. Все сейчас некстати.
Ведь у меня - заплата на заплате.
А у тебя - возможно - лев в гербе.
Всё правильно. И что же делать мне?
Мы - Божьи твари, так по чьей вине,
Я так глупа, охальна и упряма?
И пусть я низко голову несу -
В тебе я забудилась, как в лесу.
Как в городе. Как в колоннаде храма.
SS:
В моих гербах не ночевали львы.
Оставленные сонными в кровати,
Они способны к мстительной расплате
За миг блаженной слабости. Увы –
На отреченьи храм не возвести.
В моих колоннах воет зимний ветер
Я был любим единственным на свете.
Я сломан им.
Но алый цвет в чести
У королей, алхимиков и нищих.
От века кровь им не вино, а пища,
От века храм их – будущий помост.
Забудьте львов. Они мертвы до лета.
Заносит снег усталую планету
И колет лоб, как шип от ваших роз.
Розмерта:
И вот любовь. Она сильней меня.
Она слова диктует и обеты.
Она смыкает на руках браслеты,
Чтоб привязать к столбу среди огня.
Я без неё не прожила ни дня.
О ней напоминают все приметы.
Ключ сломан. Нет для выкупа монеты.
Нерасторжима эта западня.
И я тебя рисую по углам -
Прохладным утром и в полдневный гам,
И золотое время отпускаю.
Ты надо мною тень свою простер.
Сто миллионов лет я - твой костер.
Не может быть, чтоб я была другая.
SS:
Вы составляли списки винных карт
И перечни других именований –
Но нет, я не был частью тех названий,
Что нашептал вам пересмешник-март.
Цветущий май, июньская гроза
Привычно обошли мою аптеку:
Так списки мертвых нам слепят глаза.
Я не был нужен вам ни в этом веке,
Ни в этом дне, ни до конца времен.
Мои труды – иные каталоги.
Я не спрягал божественных имен
И никогда не слышал имя бога,
Но много слышал про Его Закон.
Виновных ждет карающая сила.
Мир не простил меня. Но ты – простила…
В просвете крыш и прутьев высоко
Сияет незнакомое светило.
…Предел знакомых мне материков.
Розмерта:
Мне истомили сердце зеркала.
Я в них одна стояла, как утрата.
Как в вышивке забытая игла.
В них видится небывшее когда-то,
В них слово не противится письму.
…Хотя мы оба знаем - нет возврата,
И оба порознь видим эту тьму.
Ко мне плывет лицо её ночное.
Я ничего отсюда не возьму -
Все будет вновь, когда нас станет двое.
Теперь прощай. До встречи вдалеке,
Там звезды молоко дают парное,
И спит моя рука в твоей руке.
SS:
У роз всегда страдает голова:
Ее срезают вместе с лепестками.
Но что потом? Вы знаете и сами:
Коль живы корни – и она жива.
Изменчиво сезонное цветенье.
Тот нанесет урон куда верней –
Кто обречет источник на гниенье
И оборвет шипы с ее стеблей.
Мадам, теряйте голову свою,
Покуда ваше сердце может биться.
В любви не место утлому уму.
Я завещаю голову мою
Любому, кто сорвать ее решится,
Шипов не завещая никому
Сонеты к Доменике
Сквозь сон свинцовый в солнечную медь
Ведет тропа потерянного сада.
Последний поцелуй лелеет смерть,
Спит ученик у яблочной ограды.
Кто я такой, чтоб им назначить цену?
Пролита в чашу горькая лоза,
Трава примята согнутым коленом.
...Кто я такой, чтоб отводить глаза?
Распахнуты зрачки в иную ширь,
Когда немой тоской гортань зажата.
Все так же мало избранных на пир.
Cмотри в Его печаль: она крылата.
И потому, пронзив собой эфир,
Дойдет до трона темного Таната.
* * *
И там раскинет радужную сеть
Для рыб, парящих в золоте заката.
Молчанием пронизанная твердь
Звучит для безрассудных и пернатых.
Из сотен оголтелых голосов,
Из грязи дней, утоптанной шагами,
Я буду различать тончайший Зов,
Что заклинает не людей, а Пламя.
Танат несет погасший факел свой
Чадящим, отлюбившим, одиноким,
И гасит угли, и дает покой.
Кто гасит свет - всегда приносит смерть.
Кто зажигает свет, молчит о сроке:
Певец живет, покуда смеет петь.
* * *
Пока его любовь сильней утраты,
Жрец будет воплощаться вновь и вновь.
Я видел дух, когда смотрел на кровь.
На раны глядя, понимал: стигматы.
Я видел, как в слезах открылся Лик.
Под мантией угадывались ризы.
Герметика - работа без улик,
Но с перечнем алтарной экспертизы.
На все века один Судебный зал,
И Крупные Счета ведутся просто.
..Любимая, я все тебе сказал
Под ангелом на брошенном погосте.
Мой Брат на Трафальгаре - мне не Брат.
Ворота в парк... что мне до этих врат?
КЛЮЧ:
Ворота в парк обрамлены столпами.
Я Вам не помешаю умереть.
Орфей, идущий смертными тропами,
Сквозь сон свинцовый в солнечную медь,
Дойдет до трона темного Таната,
И там раскинет радужную сеть:
Певец живет, покуда смеет петь,
Пока его любовь сильней утраты.
Ворота в парк - что мне до этих врат?
Из всех дверей, что осени открыты,
Я слышу Ваш погибельный ответ.
Из всех дверей, ведущих в райский сад,
Я вижу те, что были мной забыты,
Пока слеза не превратилась в свет.
Я спросил миндаль, что стоял в цвету -
Что торопит нас наживать врагов?
И негромко лист прошептал листу:
Вечная любовь, вечная любовь.Я спросил грозу, что пришла в сады -
Что толкнуло друга забыть обет?
Гром захохотал над стеной воды:
"Долгая любовь, только не к тебе".Я спросил у птиц по пути домой:
Буду ли любим я хотя бы миг?
Птицы оглянулись на голос мой
И сказали: Будешь, но не людьми.Я просил Того, кто придумал все:
Грозы и миндаль, дождь и птичий крик -
Посели меня в том краю земли,
Что напоминает твой ясный лик!...Ливень бил в лицо, и стекал рекой,
Сбрасывал листву золотистый лес,
И звучал мне голос из самых безд:
Такова земля. Не дано другой.
Заступу считать комья черноты.
Мраморной плите сохранять свой блеск.
За границей дня, за чертой небес
Будешь только Ты, будешь только Ты.
Меч
Сталь холоднее утренней росы,
Но кровь теплее солнца на порезе.
Недвижимы небесные весы
Под знаком наслажденья и аскезы.
Кто принимает царственный металл
За немоту, за этот мертвый холод -
Тот, верно, сам подобен камню стал,
Которому чужды и страсть, и голод.
Поговори со мной! Смотри в меня,
Как я смотрю в молчащие Завесы.
Ты знаешь все: я без тебя - не я,
Ни рок, ни воля не имеют веса,
Замок сопротивляется ключу.
...Неведомо, кто я тебе отныне.
Закрыто дно, пока вода не схлынет.
Покуда ты молчишь - и я молчу.
Алхимик и его жена - 2
Из пыльных трещин, полных смрада,
Из пепла бывшего огня
Звучит угрюмый голос Ада,
Мое убожество кляня,
Но ты пришла, моя отрада,
И пол помыла у меня.
Удачлив тот, кто эту милость
Способен молча созерцать:
Ты хрупким телом просочилась
Во все углы и под кровать,
Завалы шлаков и заначек
Снесла потоком пенных вод -
Как обещает Книга Прачек
И Малый Изумрудный Свод.
Уйди, октябрь, с Работой в Черном,
Приди, Альбедо декабря,
С его морозностью узорной,
Где преломляется заря,
Где аромат земного сада
Разлит в рождественском вине,
Где по утрам, моя отрада,
Ты варишь кофе на огне,
Где я, ослепший и косматый,
Едва восстав от тяжких снов,
Смотрю, как пенятся фрегаты
Огромных зимних облаков,
Где за небесным ледоходом
Уже открыт ультрамарин,
И серебрится ртуть у входа,
Где ждет Андреас Валентин.
...Как зацветет его ограда
В лазурном марте, в синей мгле -
Тогда приди, моя отрада,
И вновь отмой жилище мне.
Алхимик и его жена
Недостижимая услада -
Прохлады полная страна,
В тени таинственного сада
Алхимик и его жена.
Цветет жасмин, в дыму апреля
Состав уходит мимо рельс...
Прекрасны опусы Фламеля,
Но мне милее Парацельс.
Из заточения и муки,
Из бездн, распахнутых глазам,
Любви жасминовые руки
Всегда протянуты к слезам,
Где черный Феникс, обгорая,
Кричит в пылающий закат.
...Я не женюсь.
Любовь земная,
Не преступай моих оград.
Но если, встав из бурых плевел,
Ты расцветишь огнями снег -
Сожги меня в безгрешный пепел
Зрачками глаз,
Лишенных век.
К циклу так же относится венок сонетов Вальпургиевы рыцари
Загрузка... 
