Отчет с Константинополя - 9
Последний эпизод по диагонали
Накануне Пасхи ко мне подошел патриарх Иерусалимский Теофан. Поскольку только что я зачитывал святым отцам выводы о фаворитах, то думал – по этому же делу. Но вышло, что не по этому.
Теофан сказал – нужно объясниться. Не хотел Теофан о себе негодных слухов, а также полутеней, и желал так зачистить свои земные дела, чтобы ни у кого не осталось ни сожалений, ни двусмысленности. И потому начал он прямо с сути: пусть для меня не будет новостью, что Теофан навсегда уходит из пространство яви в пространство Сна, ибо туда призывает его Душа города, с которой он связан сильней, чем с собственной смертью.
Это не являлось для меня новостью, но известие было худым. Многим людям в городе был дорог патрарх Иерусалима, и год без него был бы неполон, как без месяца ветров. Для сущей проформы спросил я, твердо ли его решение (думаю, предупредил он очень многих, и все спрашивали это же самое). Он сказал – да, это завершение моего пути, к которому я шел очень давно.
- Вы просто не знаете, - продолжил Теофан, - что именно произошло со мной Там… как я встретил Душу города, который люблю больше, чем можно выразить, и как Она назвала меня возлюбленным. Там я совсем другой, чем здесь, словно два разных человека…
- О, – сказал я в ответ, посмеиваясь, - поверьте, я знаю. А вы разве не узнали меня там слева от трона?.. Конечно, вы были и не должны… однако же я видел ваш сон и ваш разговор с Душою так близко, как вижу сейчас.
- Что?.. – поразился Теофан, и лицо его приобрело забавное выражение. – Вы все видели?.. И все это время знали?..
- Да, да, - кивал я. – Имел место поиск красоты.
- Тогда нет смысла… И вы слышали, как она усомнилась?..
…Я мог многое сказать служителю Церкви, который из обители трудов уходит в обитель мозаик и страстей, но влюбленному мужчине мне сказать было нечего, корме напутствия. Кроме того, у каждого человека своя соль.
Я отдал патриарху Теофану свой мак – подарок Атэх, предсказавшей мне жизнь и бытие задолго до того, как мне самому это стало ясно – пусть восполнят им что хотят. И рассказал притчу, чья родина не Сербия и не Византия, а Альбион.
Теофан сказал – нужно объясниться. Не хотел Теофан о себе негодных слухов, а также полутеней, и желал так зачистить свои земные дела, чтобы ни у кого не осталось ни сожалений, ни двусмысленности. И потому начал он прямо с сути: пусть для меня не будет новостью, что Теофан навсегда уходит из пространство яви в пространство Сна, ибо туда призывает его Душа города, с которой он связан сильней, чем с собственной смертью.
Это не являлось для меня новостью, но известие было худым. Многим людям в городе был дорог патрарх Иерусалима, и год без него был бы неполон, как без месяца ветров. Для сущей проформы спросил я, твердо ли его решение (думаю, предупредил он очень многих, и все спрашивали это же самое). Он сказал – да, это завершение моего пути, к которому я шел очень давно.
- Вы просто не знаете, - продолжил Теофан, - что именно произошло со мной Там… как я встретил Душу города, который люблю больше, чем можно выразить, и как Она назвала меня возлюбленным. Там я совсем другой, чем здесь, словно два разных человека…
- О, – сказал я в ответ, посмеиваясь, - поверьте, я знаю. А вы разве не узнали меня там слева от трона?.. Конечно, вы были и не должны… однако же я видел ваш сон и ваш разговор с Душою так близко, как вижу сейчас.
- Что?.. – поразился Теофан, и лицо его приобрело забавное выражение. – Вы все видели?.. И все это время знали?..
- Да, да, - кивал я. – Имел место поиск красоты.
- Тогда нет смысла… И вы слышали, как она усомнилась?..
…Я мог многое сказать служителю Церкви, который из обители трудов уходит в обитель мозаик и страстей, но влюбленному мужчине мне сказать было нечего, корме напутствия. Кроме того, у каждого человека своя соль.
Я отдал патриарху Теофану свой мак – подарок Атэх, предсказавшей мне жизнь и бытие задолго до того, как мне самому это стало ясно – пусть восполнят им что хотят. И рассказал притчу, чья родина не Сербия и не Византия, а Альбион.
Однажды сошлись в поле два вражеских войска, и было решено решить исход боя поединком. Выехали тогда навстречу друг другу языческий конунг и христианский рыцарь, и сошлись в бою, но были они равны, и убили друг друга. Разошлись войска, дело было до поры решено. Но история не про то. Спустились тогда на пустое поле два ангела разных вер, чтобы каждый забрал своего героя в рай, но над мертвыми телами перепутали души. И христианский ангел забрал в свой рай душу язычника, а языческий вестник – христианина.
Привыкший славить Господа и дела его, и служить только одному богу, христианин принял все происходящее как испытание, и, видя незнакомые, дикие формы вокруг, только возносил славу Господу и делам его. И везде он спрашивал, где здесь Иисус Христос, и знают ли такого. И всякий отвечал – нет, не знаем, тут нет таких. Обуял рыцаря ужас – может быть, так выглядит ад? Может быть, он всегда неправильно верил? Может быть, он и его соотечественники страшно заблуждались? Может быть, мир устроен иначе?.. Однако без господа бога не было в его жизни никакого смысла, он так привык, он так любил, и потому продолжал он славить Господа своего и дела его.
В языческом раю обитали боги, полубоги и малые демиурги. И была среди них королева – Лунная богиня, что брала себе мужа по желанию. Языческий мир был древен, и всякий сатир за прошедшую вечность уже побывал в мужьях, и все приелись, и когда пришло время богине брать мужа - выбор пал на новое лицо. Делать было нечего, впереди вечность, и христианский рыцарь сочетался браком с Лунной богиней, познал ее, и достойно нес свой крест или свои обязанности. И все это время славил Господа и дела его.
В новом статусе принца-консорта обрел при Богине ее муж бессмертие и статус Бога, и теперь у него появилось много новых обязанностей и возможностей, которые забавляли его как ребенка. Одной из них была способность творить новые миры. Он отдался ей со всем любопытством и жаждой нового дела. И в каждом новом мире он поселял мысль о славе своего Господа и делах его, и Ему посвящал свои труды. Но мир языческий был очень стар, и постепенно рыцарь увидел, что новые миры творит только он – старые боги притомились. А позже заметил он, как вечность, не иссякая, движется к полудню, и старые миры древних богов умирали один за другим с их верованиями и обычаями, и наконец остались только те миры, что создал он.
Любовь к Богине занимала половину его времени, и был он ею счастлив. И вот однажды, выйдя на вторую половину своего времени, решил он посмотреть, как живут люди в созданных им во имя Господа мирах. И обнаружил, что везде и повсеместно во вселенной считается он Создателем и Творцом миров, и ему поют там славу, его дела хвалят, на него уповают, его славословят как единственного Бога.
«Нет! - закричал рыцарь, - это не так, вы ошибаетесь! На свете есть лишь Один Господь, бог мой, ради которого все вы созданы!"
…Но это было очень трудно, и где-то против фактов, люди остались глухи, и миры продолжали вращаться так, как и до того.
Ужаснулся рыцарь делам своим и страшным ошибкам, что их сопровождали – но поскольку был он христианином, то принял это как испытание, и стал молиться Господу богу своему и славить дела его.
Постепенно прошло достаточно времени, чтобы последний мир закончил свой век. Затих последний голос последнего человека. Лунная богиня состарилась и превратилась лишь в воспоминание. Все древние боги покинули сферы эфира. Погасли звезды. Рыцарь в своем бессмертном статусе остался совершенно один, в пустоте и темноте – ведь его собственный мир, откуда он был родом – давно зачах, и даже воспоминание о нем стерлось.
«Что же мне делать?!» - в отчаянии спросил он, ибо нигде не видел ни доказательств своей веры, ни единого существа, ее разделявшего, ни будущего, ни смысла.
Но поскольку был он христианином, принял происходящее как испытание или как удел – и стал, как и прежде, в непроглядной вечной ночи молиться Господу Богу своему и славить дела его.
Пока остаются такие верные – Господь жив и за границами сущего. Это – моя вера.
…На том отправился Теофан в свое конечное странствие, а я на Пасху.
Позже узнал я, что мозаику собрать было никому не дано, и Душа (или Атэх) осталась бы вечно разбита на части и голодна, если бы не восполнил ей каждый фрагмент Теофан своей плотью, вырезая ее и даря своей возлюбленной, как рисуют на гербах монастырей птицу пеликана, который кормит птенцов своих собой.
Возможно теперь каждую новую весну в Константинополе, когда палестинский ветер приносит с моря запах ливанских роз, лабиринтов и слез, а все женщины делаются задумчивы и тяжелы на язык, и смотрит на человека из сна его собственная душа – в это время как ни в какое другое ощущается на губах вкус крови, а кто тому причиной – жестокие турки, покрывшие город трупами и пеплом, панихиды, Страстная Пятница или патриарх Теофан - каждый определит сам.
Позже узнал я, что мозаику собрать было никому не дано, и Душа (или Атэх) осталась бы вечно разбита на части и голодна, если бы не восполнил ей каждый фрагмент Теофан своей плотью, вырезая ее и даря своей возлюбленной, как рисуют на гербах монастырей птицу пеликана, который кормит птенцов своих собой.
Возможно теперь каждую новую весну в Константинополе, когда палестинский ветер приносит с моря запах ливанских роз, лабиринтов и слез, а все женщины делаются задумчивы и тяжелы на язык, и смотрит на человека из сна его собственная душа – в это время как ни в какое другое ощущается на губах вкус крови, а кто тому причиной – жестокие турки, покрывшие город трупами и пеплом, панихиды, Страстная Пятница или патриарх Теофан - каждый определит сам.
Подпись: Северин Ровенский
____________________________________
Загрузка... 
