IV – 1
Я проспал до глубокого вечера и проснулся резко, словно от толчка в грудь. По пробуждении мной владели два чувства - жажда и уверенность, что со мной произошло нечто очень хорошее.
Я отправился за ужином - княжеская резиденция была пустынна. Она пустела каждый вечер, хотя во всех домах, которые я знал, бывало наоборот.
Голова прояснилась и готова была оценить последние события. Они местами не связывались друг с другом, но главным было не их содержание, а то самое нечто очень хорошее. Некий прорыв к реальности. Какова бы она не была. Я взял с собой кувшин настойки - чтобы не бегать за ним, если возникнет надобность, вернулся в комнату и расположился в оконной нише с трубкой.
Квадрат внутреннего двора был подсвечен догорающим днем - накануне Венца Лета темнеет лишь в полночь. Я смотрел, как клубы моего дыма плывут на фоне сиреневых сумерек, растворяясь в них и оседая на сизый мрамор бассейна. Синева окутала его борта, и только мертвое дерево еще белело, призрачное, как мачты сквозь туман.
Я присмотрелся - и не поверил своим глазам. Возле дерева стояла белая человеческая фигура. Как и в прошлый раз, она слилась с ним. Потом неспешно отделилась и села на камень.
Это был наследник Нимрузир. Одинокий двенадцатилетний подросток, которого я привык видеть только в компании его отца. Полагая, что тот сейчас появится, я поймал себя на желании выпустить дым в лицо князя Андуниэ - в отместку за фальшивый пароль. Но он не появился.
Никто не появился. Мальчик был совершенно один. Он неподвижно сидел на каменном борте и, казалось, будет сидеть там всю ночь. Дым моей трубки он игнорировал.
- Эй! - крикнул я, наконец. - Я тебя вижу! Что ты там делаешь?
Нимрузир очнулся и поднял голову. Мне показалось, он смотрел на меня дольше, чем следует, чтобы признать человека.
- То же, что и ты, - просто ответил он.
- А что по-твоему я делаю?
- Думаешь об отце.
Я был ошеломлен. По большому счету это было правдой - хотя мысли мои об отце я бы не назвал ясными и приятными, особенно в свете слов «в некотором роде предатель».
- С чего ты взял? - возразил я. - Я ни о чем не думаю.
- Когда ни о чем не думаешь - значит, думаешь об отце. Я хочу сказать, отце Всего, - он описал рукой полукруг, чтобы я вполне понял его, и добавил: - Об Одиноком Создателе.
Я вскочил. Я никогда не слышал, чтобы дети говорили такое, и вообще кто-либо. Но в тот момент я узнал, что этот необыкновенный ребенок - мой ключ к спасению.
* * *
Пока я бежал во внутренний двор, чтобы не кричать в окно, я совершил открытие. Его имя, как и имя моего покровителя лорда Нимразора происходило от слова «нимер» - сияние. От слова, давшего название ИХ народу.
* * *
- Привет, - сел я рядом с ним на камень. - А где твой собственный отец?
- На флагмане, - сказал Нимрузир. - Они все там. Тебе, наверное, тоже надо там быть. - Он вопросительно посмотрел на меня. Его серые глаза были доверчивы, словно при разговоре он полностью вручал свою жизнь и волю собеседнику. Вытягивать из него сведения мне тут же расхотелось.
- Нет, меня не позвали.
- Меня тоже, - вздохнул он. - Наверное, боятся, что я проболтаюсь. А тебя почему не позвали?
- Боятся, что проболтаюсь, - кивнул я. Я был уверен, что так оно и есть - в общество любителей нимерим меня пригласят еще не завтра. Конечно, если оно и впрямь существует. Потому что могло иметь место политическое совещание подальше от глаз караульных. Накануне помолвки и столичных визитов. Хотя картины это не меняло.
- Когда я вырасту, я ничего не стану скрывать от своих детей, - он уставился на травинки, тут и там пробивавшиеся между камней под его ногами. - А ты?
- Не знаю, наверное. - Я привлек его, обняв за плечи. В детстве я сам никогда не чувствовал себя особо брошенным, однако я не был княжеским сыном, который вряд ли мог допоздна играть в «ледышки» с кем вздумается. Я вообще никогда не видел, чтобы наследник Нимрузир играл.
- Хочешь, поиграем во что-нибудь? - предложил я.
- Я уже играл, - бесцветным голосом ответил он. - Тут.
- А во что ты играл?
- Во что всегда. Тут мое королевство. Я разговариваю с этим деревом, потому что больше подданных у меня нет.
- Ладно, - решил я. - Поскольку мы, похоже, единственные, кто никуда не зван сегодня, предлагаю не печалиться, а развлекаться. Давай-ка я буду твоим подданным, а ты мне что-нибудь поручишь...
Нимрузир бросил на меня косой взгляд через плечо.
- Расскажи мне про звездный народ, - сказал он.
- Может быть, лучше побегаем вокруг двора или что-нибудь в этом роде? - кисло возразил я, потому что мои руки разом онемели.
- Пожалуйста, - попросил Нимрузир.
- Хорошо, Государь, - с напускным пафосом ответил я. - Звездный народ вечно юн. Он живет за морем. Там в белом городе всегда цветут деревья, и всегда звучит музыка, бессчетные годы. Иногда западный ветер доносит до нас эти звуки и запах тех цветов, что здесь никогда не росли. Тогда в человеке поселяется великая тоска, и любой залив превращается в Залив Скорби. Потому что нам не дано увидеть звездный народ и забыть про то, что он существует.
- Нет, - сказал Нимрузир. - Это я знаю. Расскажи про Золотого Князя.
Я вздрогнул и отдернул руки, обнимавшие его. Он развернулся ко мне и повторил:
- Расскажи про Золотого Князя. Который погиб во льдах.
- Почему ты думаешь, что я про него знаю?
- Ты себя выдал.
Да... - только и мог сказать я, не представляя, что будет, когда этот ребенок вырастет. - Верно, Государь. Я знаю про Золотого Князя, но не имею права о том говорить. Много лет назад, чтобы узнать о нем, я дал страшную клятву, что ни одна душа не узнает о нем от меня. Я клялся солнцем, луной и кровью сердца. Я клялся Западом. Кто избавит меня от этой клятвы? Поэтому, Государь, я вынужден молчать.
Глаза Нимрузира горели. Я не знал, играет он или нет, и предпочел думать, что это игра. Он встал:
- Кто взял с тебя это слово?
- Юноша с серебряными волосами.
- Кто он?
- Он - тот, кто говорит на языке Золотого Князя.
- Он из звездного народа?
- Не могу этого сказать, Государь. - Тут я был вполне искренен, и понял, что тоже не понимаю границ игры.
- Даже своему Государю? Которому ты клялся в верности?
- Я верен своему Государю и своей клятве. Но я не знаю, что у Государя на уме. Если я назову этого юношу или назову его род, что ты сделаешь с ним, Владыка Побережий?
- Я прикажу найти его. То, что не можешь сказать ты - скажет он.
- А если он откажется?
- Он умрет.
- Тогда ты никогда ничего не узнаешь.
- У меня есть ты. Ты скажешь за него.
- С чего бы?..
- Чтобы спасти ему жизнь.
- Ты хитер, Государь. Однако же, пока я не назвал тебе ни одного имени, ты бессилен.
- Не настолько, как ты думаешь. Ты предпочитаешь клятву безвестному оборванцу клятве своему королю. Ты изменник. Ты знаешь о звездном народе - ты изменник вдвойне. Я объявлю это на всю страну. Твоя жизнь - или твоя клятва. И тогда тот, кто связал тебя обещанием, объявится сам. Если только он существует на свете.
- А если он не объявится?
- Значит, ты лжешь. Но ты не лжешь. Зачем тебе умирать ради упрямства?
- Действительно, Государь. Я мог бы тебе еще пригодиться. - Я опустился на колено и совершенно не понимал, мучает меня эта игра или развлекает.
- Да. - отступил Нимрузир. - Если отречешься от звездного народа. Если скажешь, что все это ты сочинил ради моей забавы.
- Но это правда - и ты знаешь это, государь.
- Нет, не знаю. У меня нет ни одного доказательства. Только твои слова. Я думаю, что Золотого Князя никогда не было на свете. Его выдумали, чтобы было, во имя чего обманывать своего короля.
- Золотой Князь был на этом острове, - сказал я. - У этого есть очевидцы. Они давно умерли, но их дети помнят их рассказы. Корабль с Запада принес его, одетого в золотые доспехи, и его золотые волосы вились из-под шлема. Он ступил на этот берег, чтобы исполнить свой обет - быть помощником потомкам королей. Но король этих земель, ваш предок, Государь, не захотел слушать его. С тех пор нога Золотого Князя не ступит на эти земли, и имя этому городу - Залив Скорби. Ты слишком поздно опомнился, Государь, желая исправить то, что сделали твои предки. Или отомстить за них.
- Что ж... - протянул Нимрузир. - Ты прав. Никогда голова Владык Нуменора не склонялась перед чужим народом. Никогда не были они унижены, и никогда не просили прощения ни у кого, будь то сам Одинокий Создатель. Поэтому не ступит на этот остров отныне нога звездного народа, и не будет здесь звучать его речь, смущающая умы. Нет иной правды, кроме правды государя. Нет отныне звездного народа, он - лишь дым над водами. И любой, кто ослушается моего слова, будет казнен, как изменник.
- Но ты-то, Государь - ты сам? Ты же знаешь, что звездный народ существует. Ты тоскуешь по нему, Государь. Что выше - твоя любовь или твоя гордыня?
- Выше всего моя забота о благе подданных.
- Это не ответ.
- Таков удел королей.
Нимрузир опустил голову, и мне показалось, что глаза его влажны. Синие сумерки поглотили остатки света, и я не мог как следует видеть его лица.
- Может быть, - осторожно начал я, - может быть благо ваших подданных, государь, в том и заключается... чтобы память о звездном народе была жива?
- О нет, - протестующе поднял руку Нимрузир. - Что толку в мертвой памяти? Она лишь бередит раны. Ты думаешь, звездный народ не горд? Чего больше в нем, любви к людям или гордыни? Один человек для детей звезд - это все прочие люди. Что им с того, что среди отрекшихся есть верные? Что им с того, что их язык до сих пор тайно звучит под кровлями? Что берега гавани Эльдалоннэ до сих пор полнятся ожидающими? Что им с того, что один человек из тысячи до сих пор ждет с запада белый корабль? Они слишком горды, чтобы заметить это. Поэтому я полагаю, что в памяти нет никакого прока. Для нас это значит, что даже если бы звездный народ и впрямь существовал - это все равно, что его не существует.
...Его речь не была речью ребенка. Я гадал - повторяет он то, что слышал от родичей, воспроизводя княжескую спесь и отчаяние, повторяет ли нечто иное, или это его собственное убеждение.
- Есть вещи, государь, которым не может сопротивляться человек, - мягко возразил я. - Красота. Музыка. Вечность. Доблесть. Правда. Тоска по совершенству. Тоска по иному. Они существуют независимо от нашей воли, они-то и придают жизни вкус. Жизнь с памятью о звездном народе куда полнее жизни без нее. Поэтому, я полагаю, для нас это должно значить, что звездный народ существует.
Нимрузир поднял лицо, вдыхая бриз. Он долетал даже сюда, словно просачиваясь сквозь камень стен и заграждений. Над квадратом двора расцветали звезды. Я тоже посмотрел наверх.
- Ты, - сказал он тихо, - будешь служить тому, для кого звездный народ существует. Но короля, забывшего о звездном народе, всегда будет мучить вопрос: что предпочтут его подданные - забывчивого короля или помнящего Врага? Что предпочтешь ты - служить королю, запретившему память о звездном народе, или служить Врагу, прекрасно помняшему о нем?
Золотая звезда прямо над моей головой пару раз мигнула. Я закрыл глаза.
- Почему, государь, ты говоришь о врагах? Кто враг тебе?
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Есть враги, которые на поверку лучше друзей.
- Так же говорил и тот, чье имя отныне вычеркнуто из летописей Острова.
- Не понимаю, государь, о ком ты говоришь. Какого врага ты имеешь в виду.
- Тху.
...Нельзя сказать, что этого ответа я не ожидал. И все равно по венам тут же потек холод. Я встал с колен и подошел к Нимрузиру. Поступь моя была не тверда.
- Почему ты говоришь про Тху, Нимрузир? Разве он не за тридевять земель отсюда?
- Потому что... потому что он - бессмертный враг, потому что ему, в отличие от звездного народа, до людей есть дело! Потому что ему нельзя верить - а люди верят все равно!
- Что ты знаешь об этом? Никто из нас его в глаза не видел!
- Ты - не видел! А адунаим - видели! И верили!
- Когда? Тысячу лет назад?
- Нет, сейчас. В колониях. Он портит все, к чему прикасается!
- Пошли войско, государь, оно опознает этого Тху - и покончит с ним.
Нимрузир посмотрел мне в глаза - и в сумраке мне его лицо не показалось более ни доверчивым, ни мягким.
- Я думал, Гвендокар, мы уже не играем.
- Как тебе угодно. Но я все равно не понимаю...
- Мой отец сказал - мы объявляем срединным землям войну. Из-за Тху. Пришли корабли с дурными вестями. Мой отец возглавляет королевский флот, и обязательно отправится туда. Я знаю, что он - самый отважный и сильный человек на свете. Но... но... и к тому же он вряд ли возьмет меня с собой... - он отвернулся и уставился на чахлое дерево, контуры которого едва белели в темноте. Разумеется, он боялся не только за жизнь отца. Он боялся до конца дней быть запертым в этом дворе.
- Этот Тху, возможно - одна большая легенда, - примирительно сказал я. Трудно, знаешь ли, верить в то, что никогда не видел.
- Но ты же веришь в Золотого Князя? - с неумолимой логикой возразил Нимрузир.
- Верить в звездный народ и в его князя мне приятно, - ответил я. - А верить в Тху - нет.
- Странно, - усмехнулся Нимрузир. - Обычно люди с большей охотой верят в дурное, чем в хорошее.
- Люди с большей охотой верят в то, чего боятся, - взял я его за руки. - Но это не голос веры, а голос опасений. Страх наследнику князей Андуниэ не пристал. Золотые князья звездного народа ничего не боялись, и они, как известно, наваляли этому Тху, Тху живет долго, и его хватит на всех. Мы тоже ему наваляем. Когда наследник князей Андуниэ вырастет - он сам снарядит флот, и отыграется за все. - Я улыбнулся.
Нимрузир сделал шаг вперед и уткнулся головой мне в живот. Пряжка моего пояса находилась как раз уровне его подбородка.
- Когда наследник князей Андуниэ вырастет - он сделает тебя своим советником, - пробормотал он.
- Меня ждет блестящая карьера! - хохотнул я. - И если наследник князей Андуние научит меня читать руны, - смело продолжил я, - то я обещаю прочитать про звездный народ все, что им самим написано, прочитать, запомнить - и каждый вечер рассказывать об этом наследнику Нимрузиру.
- А как же тот, другой? - тихо сказал Нимрузир, и его рука дернулась в моей.
- Какой другой?
- Тот, кто взял с тебя клятву о неразглашении?
- Наследник князей Андуниэ сделает его своим другим советником.
- Ты так легко сдался, потому что я пообещал тебе высокий пост? - голос Нимрузира был печальным, однако я ясно различил в нем пару стальных нот. - Ты тоже готов предать друга за княжеские милости?
- Э-э... Я думал, Нимрузир, мы уже не играем.
- Потому я и спрашиваю.
- Хранить тайны - высокое искусство, - ответил я. - Но куда большее искусство - знать, когда тайна должна быть раскрыта. Люди, держащие рот на замке не зависимо от обстоятельств, пленники своих слов вопреки голосу сердца - это люди, не умеющие отличить добро от зла.
- Мой отец мудр. И его брат. И отец моего отца тоже. Но ты тоже мудр - хотя как-то совсем иначе.
- Я довольно глуп, - потрепал я его по голове. - Очевидно это моя глупость заставляет известные вещи сиять новым светом.
- Ты не глуп, - серьезно возразил Нимрузир. - Ты... естественен.
- Если естественность - это добродетель в глазах князей Андуниэ, я готов продолжать в том же роде.
- Это добродетель в моих глазах, - жестко сказал Нимрузир, отстраняясь.
Бедный ребенок, уставший от недомолвок, - подумал я. - Катуфасган Нимрузир, о-ля-ля. Правильно отец не взял тебя на флагман. Потому что хранить тайны ты пока не умеешь.
- Пойдем в порт, - сказал Нимрузир, снова беря меня за руку. - Наверное, там уже все кончилось.
* * *
В порту было полно народа. Большинство приветствовало княжеского отпрыска наклоном головы и словами: «светлого вечера, Барун-Азра'н!» Ко всем представителям королевской крови было принято обращаться этими словами - «Повелитель Морей», но в Арминалете за ними стояло куда меньше, чем здесь, где князья действительно повелевали морем и жили на берегу. Впоследствии этот титул я мысленно применял только к князьям Андуниэ.
Нимрузир вклинился в толпу, пересек набережную и отправился на пирс. На гранитных тумбах сидели моряки, покуривали трубки и обсуждая свои дела. В одной из таких компаний я обнаружил Морфиона.
- Привет, Эглер, - сказал я, проходя с наследником мимо.
- Ага, - оторвался от беседы Морфион. - Добрый вечер, принц, - он кивнул Нимрузиру и тот заулыбался. - Ты очень вовремя, там все кончилось.
- Лодка была? - спросил Нимрузир.
- Нет, сейчас придет. Постойте с нами.
...В компании были еще пятеро саботажников, и все они ждали лодку с князьями. Никто не возражал против моего присутствия - возможно из-за Нимрузира - откуда я сделал далеко идущий и приятный вывод.
- ...Ага, - продолжил Морфион, снова обернувшись к приятелям. - Так вот, и он, разумеется, пытается снести ему голову («силы небесные! - подумал я, - снова голова»). Попадает по шлему, и, разумеется, застревает клинком в гребне, и в результате сносит этот шлем. Тот его вообще не застегнул, так надел, я думаю из-за личины. И тут... кого же он перед собой видит?
- Женщину, - предположил один.
- Свою тещу, - уточнил другой.
- Нет, нет и нет.
- Э... ты хочешь сказать, там был нимер.
- Нет, не отгадали.
- Ладно, скажи.
- Там, дорогие мои друзья и соратники, был не кто иной, как Барунаган.
- Да ладно ты!..
- За что купил... Рожа, говорит, у него была - в страшном сне не приснится.
- Ну, это понятно, люди столько не живут. Наверное, он там заживо гниет.
- Гниет - не гниет, а выглядит мертвецки. Ну, и ясное дело, тоже замахивается. Ну, наш-то не подкачал, увернулся и со всей силы рубанул тому прямо по голой голове. И тут, друзья мои и соратники, случилось самое интересное. Потому что клинок прошел прямо сквозь его лицо.
- И что?!
- И ни-че-го.
- Вранье. Как этого Барунагана вообще признали? Не думаешь же ты, что он представился? Здравствуйте, я Барунаган?
- Представь себе, именно так и было. Что, говорит, уставился на меня? Не признаешь? Я ваш Барунаган, которого вы выперли со своего вонючего острова.
- Вот гад. Одна беда - не верю я этим сплетням.
- Воля твоя. Наш тогда говорит ему: выперли тебя, Барунаган, за дело. С такой рожей в приличном обществе делать нечего. Тот засмеялся и щитом своим нашего теснит. И видно, что как его не доставай - ничего ему не делается, словно все насквозь проходит, сквозь кольчугу прямо, ни одно колечко не звенит. Представляете? Наш в шоке просто был. Говорит ему - что ж ты, мразь, до сих пор не помер? А тот - не помер, и не помру. Пока вы там рассуждали о бессмертии, я его заполучил. Теперь вам крышка.
- Вот сволочь.
- И что? Чем кончилось?
- Расцепились бортами и разошлись. Наши веревки перерубили. Видал груз? Там у них своего такого добра навалом...
- Слушай, а что ему надо было? Небольшая демонстрация силы?
- Отец говорит - он орал: «Чтоб духу вашего не было на моей земле»!
- На его земле! Вот это хватил.
- Наша колония - это его земля теперь?
- А как ты думаешь? Будет он после всего наших королей уважать? Он теперь сам.
- Бардак.
- А что с загурзаном вашим стало? Там и оставили?
- Конечно нет. Вывернулся, так на веревке и втащили. Только не спрашивай меня, что было бы, если б они бились не у борта.
- Да как же он свидетеля-то отпустил?
- О. Это отдельная история. Весьма, кстати, поучительная. Дело в том, что бывший наш гражданин Барунаган сделал из свидетеля посла. Мало того, что он его ранил, он ему еще сказал напоследок, как теперь мы, смертная пыль, должны нашего бывшего гражданина Барунагана именовать. А именно - лордом Аргором. Не правда ли, весьма изобретательно?
- У него туго с воображением, я всегда подозревал.
- Ну, его нельзя в этом обвинять - досталось бедняге такое имя, хоть плачь, и он с ним сжился, теперь ничего не остается, кроме как переводить его на разные языки. Очевидно никакого иного он пока не заслужил...
- Был Леденящий - и сплыл Леденящий. Видать, все же стыдно.
- Я отчего-то думаю, что ему не стыдно. Это он выражает акт презрения. А что? Понятное человеческое чувство. Не чуждое никому.
- Погодите, Морфион - и что загурзан? Хочешь сказать, он его специально не добил, чтоб тот весть передал? Про этого поганого Аргора?
- Хочу сказать. Рана - это тоже весть. И теперь мы переходим собственно к поучительной части. От весьма безобидной раны над коленом наш посол, как бы так получше выразиться, сейчас умирает.
Кто-то присвистнул.
- От раны над коленкой?
- Ты хочешь сказать, они ее запустили?
- Конечно, нет. Можно было бы все свалить на дальнюю дорогу, но это так, для олухов. Рана затянулась. Рубец голубого цвета. Воспаления нет. Человек при смерти.
- Слушай, это точно? Ты его видел?
- Вчера. Пока вы по кабакам ходили, я его смотрел. Отец велел.
- И что?
- Увы. Родитель мой сильно нервничает. Не знает, как матери его сказать. Сам же упрашивал отпустить. Мальчик света белого не видел, то-се. Мальчика нашел...
- Слушай-ка, а он точно от того умирает? Может, зараза какая... мало ли на востоке...
- Родителю моему это, надо сказать, все равно. Мое же мнение весьма определенное - не зараза это. То есть зараза, да не та...
- Бардак.
- Отравленный клинок? Прямо как в сказке. Зачарованные доспехи... Что-то меня тут смущает.
- А ты не смущайся. Ты просто представь, что это все у него от Тху. Никаких сказок не надо.
- Сволочь.
- Полностью с тобой согласен. А теперь переходим к морали. Барунагану, как вы понимаете, дорогие мои друзья, совсем не хочется оставаться в тени. Тогда пропадет весь смак. Не так ли? Поэтому я думаю, что все это нападение - чистая показуха. И еще я думаю, не потеряй он шлем - он бы так и так его снял, покрасоваться. Знал перед кем. Он отцовский корабль до винтика знает.
- Зачем? Ему ж может аукнуться. Он неужели думал, что родитель твой промолчит? Дойдет до цитадели - и привет, война. Разнесут его распрекрасное королевство, нечем станет похваляться.
- Нашу колонию? Не смешите меня. Цитадель скорее своим деревом растопит камин.
- Кстати - а у них в колониях разве сейчас не война?
- Какая же это война, коли нас там нет? Это так, полевые игры.
- Слушайте, может это и есть то, что ему надо? Провокация - и война. Скажите мне, что это не провокация.
- Очень, знаете ли, похоже на правду. Колониальный бунт - это то, чего нам не хватало.
- Именно. Колониальный бунт - и цитадель осталась без серебряных сервизов. Навсегда. А мы без гребцов. Представляете этот ужас - больше ни одного раба. Все ходят под парусами и сами готовят себе обед. Потом сгниет последнее оружие...
- ...И после этого Барунаган явится сюда. Все пашут землю и едят из деревянных мисок. Да здравствует Барунаган-освободитель, вернувший золотой век! И бессмертному его правлению не будет конца...
- Ладно, посмеялись и будет. Если это действительно провокация - это не шутки. Интересно, что там князья сейчас по этому поводу нарешали.
...Морфион сказал это, потому что к пирсу пристала лодка. В ней сидел его отец, на корме полулежал лорд Нимразор, Афанузил стоял. Он разглядел своего сына и помахал ему рукой. Нимрузир побежал навстречу. Два гребца отряхнули весла.
- Да здравствуют князья Андуниэ! - выбросили руки в приветствии саботажники.
- Добрый вечер, элендили, - наклонил голову лорд Афанузил, ведя за руку сына. Морфион вышел вперед. Капитан Майтосадор остановился.
- Ну что? - спросил Морфион напряженно. - Все?
- Можно сказать, все.
- Папа, мне жаль. Говорил я тебе, возьми нормального целителя.
- Этот разговор окончен.
- Знаешь, папа, я всерьез подумываю, не податься ли мне во врачи. Моряков у тебя и так довольно.
- Разговор окончен. Подробности - в каюте. Я иду к его матери, и лучше бы ты меня не задерживал.
- А я?
- А ты делай, что хочешь.
Последним показался лорд Нимразор. Он смотрел, как отчаливает лодка.
Проходя мимо компании, он тоже удостоился приветствия, и подошел прямо к нам.
- Так, друзья мои, - сказал он. - Освободите пристань. Тебя, Серегонд, ждет отец на палубе, и я заверил его, что эту ночь ты проведешь не в кабаке. Думаю, опровергать меня ты не захочешь. Кто из вас бросил вчерашней ночью оружие, меня не интересует - однако впредь прошу не поступать как школьники. Носите оружие - имейте смелость носить его и при мне. Заберете свои клинки в караульне, там оповещены. А ты, Гвендокар, зайди ко мне... завтра на закате. Доброй ночи.
Он едва заметно кивнул, повернулся на каблуках и зашагал к выходу с пирса, где его уже поджидал капитан Майтосадор. Не понятно почему, мы все смотрели ему в спину и чувствовали себя разоблаченными. На лицах саботажников читалась сложная смесь смущения и почтения. Мое лицо я даже боялся себе представить.
Наконец два прямых силуэта затерялись в толпе.
- Литеферн, - протянул мне руку один из саботажников. - Мервый пепел, что в переводе на человеческий язык звучит как Пепелище. А как тебя называть, Гвендокар?
- Латронильва.
- Наш шпион! Сказано сильно. Будем надеяться, что и небезосновательно.
Еще несколько рук протянулось вперед:
- Фендаринг. Холодный дом, по нашему говоря, Склеп.
- Алагос, Шторм.
- Кильянин. Долина слез, по нашему говоря Вдовец. Спасибо матушке за мое счастливое детство и товарищам за острые языки.
- Да... - только и мог сказать я. - Черного Ястреба и Кровохлебку я знаю.
- Тут почти все наши в сборе, кроме Брэгаланта и Нейгарта. Нейгарт полностью оправдывает свое страдальческое имя. У него свидание с девушкой. Уже пятое, и все такое же бесполезное.
- Девушка упряма? - поинтересовался я.
- Нет, Нейгарт упрям. Он вбил себе в голову, что из нее получится элендиль. Считает, что женский пол приятнейшим образом оттенит нашу компанию.
- Да, дурень, женщина на корабле - к несчастью. Но Нейгарт сухопутен, как плуг.
- Ладно, надо пойти проведать его.
С глумливым смехом Шторм и Вдовец отделились, отсалютовали и пошли в порт.
Кровохлебка с тоской во взоре провожал их спины.
- Прощайте, парни, - сказал он. - И вы, и вы. И вы. Пойду домой, в трюм. - И с мрачным видом под смешки оставшихся удалился.
Склеп раскачивался на каблуках. «Почему меня никто нигде и никогда не ждет?» - задал он вопрос. Морфион засмеялся сильнее.
- На меня сегодня не рассчитывай, - сказал он. - Мне надо провести допрос шпиона.
- Разумеется, и мне остается лишь напиться в одиночестве, - протянул Склеп.
- Ладно, я с тобой, - развел руками Пепелище. - Но прежде пойдем заберем наши железки.
- Пойдем, осрамимся на воротах, - легко согласился Склеп, и они откланялись.
Мы с Эглером остались вдвоем.
* * *
- Пошли, - сказал Морфион.
- Куда?
- К тебе.
- Ко мне?!
- Ну, пойдем ко мне. Меня вовсе не тошнит от кораблей, на которых я провожу все свое время. Особенно привлекательна встреча с Аглахадом. Ночь на дворе, у него будет пища для размышлений...
- Можно подумать, это не твоих рук дело!
- Моих. Но у меня были обстоятельства. Еще привлекательна мертвая голова. Знаешь ли, она протухла. Я не успел ее обработать, потому что отец заставил меня смотреть раненого. А потом началось. Ну, - он указал рукой на флагман, - вот это. Да. А теперь голову наверняка нашли. По запаху... А знаешь, что такое телесные наказания на флоте? Родитель мой их весьма приветствует. Читал «Кодекс загурзана»? Аглахад - он точно читал, и даже знает наизусть избранные пункты.
- Морфион, я правильно понимаю - тебе негде ночевать?
- Отчего же. Мы пойдем ко мне на корабль, там ты посмотришь на акт расправы, может, даже поучаствуешь... И если потом сможешь заснуть - милости прошу. Мест для ночлега весьма много также на берегу. Прекрасны доки и пищевые склады, не говоря уж о...
- Ладно, я все понял. С вами невозможно разговаривать нормально.
- Это с тобой невозможно нормально разговаривать. Что ужасного в том, что я переночую у тебя?
- Ничего. - Я двинулся с пирса. Морфион бойко зашагал рядом.
- То-то. Кровохлебка сойдет с ума от зависти.
- Я понял, что твое предложение - не спроста.
- Конечно. Незабываемый Канун Венца Лета или Одна Ночь в Резиденции Князя.
- Это мошенничество. Использование чужого положения в личных целях.
- Ну, тебе не на что жаловаться. Незабываемый Вечер Совершеннолетия или Одна Ночь с Расчлененным Трупом. Незабываемое Следующее Утро или тайны Королевских Галер. Незабываемый Вечер на Пирсе или Одно Свидание с Князем Нимразором в Его Покоях. Я все слышал. Как ты думаешь, что ему от тебя надо?
От столь резкой перемены темы с болтовни на день насущный я растерялся.
- Не знаю, Морфион. Честное слово. Я никогда не был в его покоях. Я вообще мало с ним общаюсь, как ни странно это прозвучит.
- А я думаю, что знаю. Они с братом хотят понять, можно ли тебе доверять.
- С чего вдруг такой поворот? Можно подумать, до того... все годы...
- До того... До того ты был одним из всех. Положение твоего отца в столице и родственные узы ровно ничего не значат. Теперь ты один из нас. Возможно. Полагаю, князь Нимразор это выяснит. Нелегкое вам предстоит свидание, - он расхохотался.
- А тебе-то какое дело? - резонно спросил я.
- Ладно, скажу всю правду. У нас тут своя компания, как ты давно заметил. У наших отцов тоже. И у их отцов. Объединение родов по интересам. Чужих нет. Твой род с недавнего времени в число счастливцев не входит.
- А что - раньше входил? - перебил я.
- Да, было дело. Добрые, славные старые времена. Так вот, я подумал было восстановить традицию. То есть сначала я решил к тебе присмотреться, чтобы понять, надо ли оно нам. Мало ли. Оказалось, все не так плохо. Яблоко от яблони иногда падает далеко.
...Пока он переводил дыхание, готовясь к новой тираде, я ощутил, как сердце болезненно сжалось, и тут же разжалось. Но этого мгновения хватило, чтобы запомнить его надолго. Нельзя верить людям, когда они выражают дружеские чувства. Опыт, опыт - он должен был подсказать, что быстрая беспричинная приязнь - это не более, чем политика.
- Чудесно, - резюмировал я.
- Что-то хмур, мой друг. Но мне, поверь, гораздо хуже! Теперь я вынужден быть твоим поручителем.
- Что-то я не вникаю.
- Ты вникнешь, ночь длинная. И мы проведем ее с пользой. Потому что если лорд Нимразор поймет, какие у тебя пробелы - родитель скормит меня рыбам. Видал, как они под руку удалились с пристани? Все тайное незамедлительно станет явным... Одним словом, я должен в кратчайший срок ввести тебя в курс дела и как бы так получше выразиться спасти собственную шкуру.
- Морфион, я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь. Какое тайное? Какая шкура? У вас тут что - кружок любителей нимерим? Или лига заговорщиков против цитадели?
- Это, любезный мой друг, почти одно и то же. И ты в этом замешан, учти!
- Я пока ни в чем не замешан!
- Да ну? Ты знаешь нас в лицо, мы назвали тебе свои тайные имена - хотя их и так знает каждая собака. Но ты знаешь, что они означают на запрещенном языке. Не так ли, Латронильва? Страшными пытками их можно выведать у тебя. Тогда нам крышка. Теперь, как ты понимаешь, первым делом надо убедить тебя стать нашим идейным последователем. Чтоб не получилось, что тебя пытают зря.
- Твое чувство юмора находится за гранью моего мозга.
- Это, любезный друг, не чувство, а привычка, выработанная годами изнурительных тренировок. Постой-ка. Сегодня вечер большого улова.
Он остановился, вытянув шею. Мы находились на оживленной набережной, куда выходили дверцы забегаловок, мест скоплений моряков. Я немедленно понял, куда смотрит Морфион. Из дверцы вышел и неспешно оглядывался один из его товарищей, отсутствующий на сходке.
Морфион поднял руку с двумя скрещенными пальцами - и держал так до тех пор, пока товарищ не заметил. Это был Брэгалант.
- Привет, привет! - стукнули они друг друга по плечам. Морфион решил сначала закончить с официальной частью.
- Это Латронильва, наше пополнение, - кивнул он на меня. - Давай, представься ему.
- Брэгалант, - протянул тот руку, - Быстрая Смерть, иначе говоря Погибельный. - Его темные глаза не смотрели на меня. - Морфион, ты просто не представляешь, что произошло!
- Это то самое, что ты сейчас обмывал в кабаке?
- Да, и ты тоже обмоешь! Я как сердцем чувствовал, что придется возвращаться. Но что-то меня дернуло выйти на свежий воздух... Извини, шпион, мне очень приятно и все такое, но я просто не в себе!..
- Скажи только одно - это какая-то гадость?
- Да нет же! - Погибельный скосил глаза на прохожих, осторожно показал из-за пазухи край бумаги, исписанный мелким почерком - и столь же быстро скрыл его. Рука Морфиона непроизвольно потянулась вперед. Товарищ огрел его по кисти - и отскочил к дверям. Морфион бросился следом. А я за Морфионом.
Кабачок был не самым тихим местом, однако благодаря позднему часу тут и там пустовали столы. Мы плюхнулись за один.
- Ты верно хочешь спросить, где меня носило? - начал Погибельный.
- Нет, я хочу спросить, что это у тебя за пазухой.
- Помнишь, я говорил тебе про одного парня из Азулады? Ну, того - сына капитана «Азгарады»?
- Ну.
- Помнишь, мы поспорили на корабль твоего родителя, что я достану еще одну книгу нимерим?
- Я тебе не верю.
- У тебя на кончике носа написано, что веришь.
- Ты пытаешься убедить меня, что у тебя за пазухой - книга нимерим?
- Ладно, на. - Погибельный вытащил рулон и бросил на стол.
- Это не ИХ бумага.
- Конечно. Но разве мы договаривались, что это будет подлинник?
Морфион коршуном бросился на рукопись и впился в нее глазами. Я отлично видел через его плечо вязь рун, столь похожую на орнамент для вышивания. Я едва не подвывал от невозможности прочесть ни строчки и еще большей невозможности просить пересказать прочитанное. Мне было стыдно. Полноценные саботажники все до одного худо-бедно знали язык.
Наконец, я не стерпел:
- Что это?!
- Что это?! - спросил Морфион Погибельного и впился в того глазами.
- Это, приятель, единственная в своем роде рукопись. История Золотого Цветка от рождения до нынешних дней.
- Но это не может быть подлинной книгой нимерим. Ты читал?
- Читал, и восхищен. Просто-напросто пленен. Я пью здесь, чтобы очнуться. И знаешь, мне все мало. Да почитай сам. Трактирщик! Вина!
- Кто это сделал? - навис над столом Морфион. - Кто это сочинил?
- Это сделал простой парень из Азулады. Он написал поэму на языке нимерим так прекрасно, как сами нимерим давно разучились. Да, Морфион. Это книга написана недавно, но она - на их языке, и ты проиграл мне корабль.
- Это бесчестно!
- Ага, представил лицо своего родителя?
- Да забирай ты его корабль со всеми потрохами, он мне даром не нужен. Это бесчестно - создавать... подделку!
- Стоп, стоп. Подделка - это пересказ легенды нимерим, записанный на бумаге, состаренной насильственным методом с дальнейшей выдачей за подлинную рукопись. Делается ради наживы. А это - произведение искусства на том языке, который максимально соответствует содержанию. Это сочинение, если ты меня понимаешь. Авторская версия. Ты почитай, что он пишет в начале...
- Пишет, что эту историю ему рассказали волны, омывающие оба берега Моря. Моря, которое Золотой Цветок пересек четырежды. Ну да, он пишет - я был волной, что искрилась над его юностью, я был волной, что затвердела под его стопой, я был волной, что омывала его кованый лик, когда он брел в чертоги скорби, я был волной, что вознесла его возвращение на белокрылом корабле. Я - волна, что погребла его разоренный город, и в моих глубинах до сих пор звонят его призрачные колокола. Я - волна, его вечный путь домой, в город, над которым не властно разрушение. Но он не желает этой дороги. Мое солнце - это его звезда. Моя луна - это его слезы, что светят отраженным светом ваших потерь. Моя звезда - это его имя. Это пес знает что, нимерим так никогда не говорят!
- Вот именно! Они никогда так не говорят, потому что их язык так же мертв для них, как и для нас. Но не для этого парня!
- Что за парень?
- Калигон.
Я поперхнулся. Морфион стукнул меня меж лопаток - но это не помогло, потому что мои глаза остекленели и уставились в столешницу. Пол уехал. Спасло меня появление трактирщика.
- Парни, уберите свои конспекты! - сказал трескучий прокуренный голос. - Отучились ведь уже вроде!
- Дядя, мы второгодники!
- А. Ну занимайтесь. Вот ваше вино. А этому, - он ткнул в меня мозолистым пальцем, - пока больше не наливайте.
На столешницу пало серебро. Я ничего не видел. Потом пол вернулся на место - под ножки скамьи.
- Что это с нашим коллегой? - спросил Погибельный, делая глоток.
- Эй, - нос Морфиона уперся мне в щеку. - Очнись, на нас смотрят! Знаешь, Брэгалант, я констатирую трупное окоченение. Мечты сбываются - мне как раз был нужен мертвый свежий дунадан.
Я хлопнул глазами и засмеялся.
- Поражение коры головного мозга, - с отвращением отвернулся Морфион и снова уперся глазами в свиток. Я отсмеялся, прокашлялся и потянулся к вину.
- Расскажи, где ты это достал, - с видимым равнодушием обратился я к Погибельному.
- А! - видно, он давно ждал этого вопроса, но Морфион читал и был временно не дееспособен. - В Азуладе у меня родственники матери. Особенно хороша одна племянница, н-да... Которая приезжала, Морфион помнит. Одним словом, эта племянница мне все уши прожужжала, как они там под носом у цитадели переписывают запрещенные книги, и так дурацки при этом хихикала, что я ей сказал - глупая ты, и гордиться тебе нечем. Нету тут никаких книг, все цитадель пожрала. А она глаза круглит - как пожрала все, что ж мы такое переписываем? Я ей и говорю - глупая ты, посмотрела б сперва, а лучше - показала б старшим, например, мне.
- Кончай, Погибельный, трепаться, - возмутился Морфион. - Сам же сказал - читай! От твоей трескотни у меня в голове амбарметта!
- Прости, приятель. Одним словом, суть да дело, выяснилось, что тексты получают они от одного парня, его отец был наместником в восточной провинции, и вроде как на своем корабле вывез оттуда тонны этих книг не иначе как от самих нимерим. Ну не глупость ли? С другой стороны - а вдруг есть в этом доля правды? Ведь есть же что-то в мысли о том, что нимерим...
- Погибельный! Я тебя предупредил!
- Пойдем выйдем, - сказал мне Погибельный, забирая кружку.
Мы выбрались за двери. Толпа на набережной сильно поредела.
- И что? - отхлебнул я. - Парень этот и был Калигон?
- Ну конечно. Разумеется, сперва я даже не интересовался, как его зовут, спросил только, нельзя ли с его отцом-добытчиком потолковать, племянница мне и говорит - сгинул он, «Азгарада» не пришла. Ну, ясно, - думаю, - концов не найти, потому что все вранье, для таких дурочек сплетенное. Тут же ей про то сказал. А она - ты бы хоть строчку прочитал из нимеримских книг настоящих, по-другому бы запел. Ты бы видел Калигона нашего, который эти книги достает! Калигон то, Калигон се, принц заморский, ум выдающийся, голос соловьиный. Ну, ясно мне стало, в чем тут дело - замуж, говорю, тебе пора, а не книжки перебирать. Озлилась, как акула. Пересказывать пыталась. Возбудила, надо сказать, интерес. Ну, слово за слово, ругань, конечно, и поклялась она мне страшной клятвой, что я запою по-другому, так как она из Азулады мне писанину эту пришлет. И Калигона ее распрекрасного чтоб я больше не касался. Я раскаялся было, вдруг перехватят. Она говорит - это будет на «Гимлунитире», у меня там связи. Спросишь у нарунбалика - нет ли тебе подарка от племянницы, он отдаст. Таким образом поспорил я с Морфионом. - Погибельный сделал мощный глоток, на котором его кружка опустела. Он с сожаление вытряс остатки и забарабанил пальцами по жести. - Однако верилось мне слабо. Женщины, сам понимаешь, ум недолгий. Ходил в гавань, а Морфион потешался. И вот пришли корабли из Азулады. И узрел я среди них «Гимлунитир». Узнал, долго ли будет стоять. Выяснил - постоит. Ну, дальше сам знаешь, гуляли мы. Потом было безрадостное утро. Потом я проспался и пошел на корабль. И представь - правда! Был там для меня подарок от племянницы. Жестяной опечатанный кувшин. Я со злости чуть рукоять ему не своротил. Ты знаешь, что она на нем написала? «Крушина плоскогорная. Микстура от запора.» Акула, акула как есть. Я там еще, пока ждал, извелся весь, по палубе попрыгал, нетерпенье выражая. Представляешь? Когда я отчаливал, меня вся команда провожала. Кряхтела.
Ладно, дело прошлое. В кувшине был свиток. Когда прочитаешь - ты меня поймешь. Этот Калигон просто чудовище. Невооруженным глазом видно, что это не подлинник. И это лучшее, что я видел. А акула моя до сих пор уверена, что имеет дело с рукописями Старших.
- Слушай, - сказал я, просмеявшись, - так ты Калигона этого сам не видел?
- Нет, акула моя видела. Погоди-ка... нет. Не говори мне, что она все выдумала!
- И не подумаю. Я лишь хотел спросить, на что он похож.
- Ну, моя племянница так его описала, что я тоже вижу теперь - выдает желаемое за действительное. Книжный образ. Да, слушай-ка, ты прав!
- Погоди. Что она говорила?
- Ну, что они все обычно говорят? Тонкий стан, осанка гордая, глаза ясные, голос нежный, зубы-жемчуга, смех печальный, локоны ниже плеч, и все полно неизъяснимого изящества. На кого похоже?
- На лорда Афанузила. На родителя Морфиона в молодости.
- Да, Морфион наш глоткой подкачал. Однако есть один принципиальный нюанс. Как у всех прекрасных принцев, волосы нашего Калигона светлые.
- Да ну?
- Племянница даже глаза закатывала, когда говорила. Ах, серебро, ах, лунный свет.
- Отчего не золотые? - засмеялся я.
- Ну, не захотела повторяться. В книжке калигоновой все золотое. Ну ладно - я еще со средством от запора разберусь. Потом возьмусь за прочее. Думаю, пора мне навестить Азуладу и ее летописцев. Мать давно советует.
- Ага, ага... Слушай, Погибельный - ты когда собрался в Азуладу?
- После Венца. Я с Майтосадором пойду, он на той неделе снимается. Потому что на «Гимлунитир» я теперь ни ногой.
- Очень жаль. В смысле, что так скоро. Я бы попросился в компанию. Познакомиться с твоей племянницей.
- Что, нравятся дурочки?
- Ну - я понял, она не дурочка вовсе, а возвышенная натура, нашедшая клад раньше тебя.
- Ха-ха-ха. Это можно. Однако ты не в ее вкусе.
- Ладно, все равно ничего не выйдет. Мне надо в столицу. Как раз в эти дни. - я печально перевернул свой кубок.
- Да, это дело такое... - он вздохнул и я мысленно поблагодарил его за то, что ни тени подозрения не пало на его лицо. Меж тем, как он имел все основания. Так я сделал вывод, что тотальной подозрительностью обладают не все саботажники, а лишь избранные лица.
Одно из который сейчас появилось на пороге.
Глаза Морфиона блуждали.
- Погибельный! - возгласил он. - Ты дашь мне это на два дня, или ты мне не друг.
- Ты потеряешь. Я знал, я знал, что ты это скажешь!
- Дашь - или нет?
- Клянись, что вернешь в срок.
- Клянусь запретным направлением!
- А. Это сильно сказано. Теперь, если ты нарушишь клятву, я буду вынужден сдать тебя властям.
- Разумеется, ты не замараешь руки убийством.
- Чего я там не видел? Мокрая...
- ...и грязная...
- ...изнанка...
- ...то есть по рукам?
- По рукам.
Морфион спрятал свиток за пазуху, Погибельный с сожалением смотрел, как он исчезает под рубахой. «Как отвратительно закончился самый лучший день в моей жизни», - сказал он.
- Ладно, утешайся памятью, - ухмыльнулся Морфион. - Золотые цветы не вянут.
- Да, пойду, посмотрю на звезды. Повздыхаю над пеной прибоя. Мое сердце будет его могилой.
- Не береди. Плач Туора. Я знал, что нимерим - это люди.
- Только не герой, - Погибельный постучал по грудине Морфиона. Мне показалось, что он стучит по моей голове, и с каждым ударом в ней рвется пленка. Я прочистил горло и сказал:
- Плач Туора по Лаурэфиндэ?
- Ого! - хохотнул Погибельный. - Давно не звучала древняя речь в этих замшелых стенах!
Морфион впился в меня глазами. Они зажглись опасным огнем.
- По Глорфиндейлу, - поправил он. - Что еще вам известно, гражданин шпион?
- Колокола Ондолиндалэ, - выдавил я. - они звенят «Утулиен аурэ!», что значит: день настает. Когда Золотой Князь открывает глаза.
Повисла нехорошая пауза.
- Невероятно, - отчеканил Морфион. - Этот мерзавец, мастер маскировки, все прочитал через мое плечо!
- Не дури, он не успел, - вступился Погибельный. - Он говорит на архаическом наречии. Колокола Гондолина, конечно.
Однако оба они уставились на меня в гнетущем безмолвии. Из двери вышел посетитель - и долго проталкивался через заслон наших тел. Никто не шевелился. Морфион зашипел, когда посетитель прошелся по его ногам.
- Калиондо, - сказал я. - Это его настоящее имя, не прозвище. «Гондобаром зовусь я и Гондотлимбаром, Градом Камня и Градом Живущих в Камне; Гондолином, Певучим Камнем, и Гварестрином именуюсь я, Башней Стражи, Гар Турионом, Тайным Убежищем, ибо сокрыт я от глаз Мелько; но те, кто больше всего любят меня, зовут меня Лот, ибо цветку я подобен, и Лотенгриолем, Цветком на равнине. Но обычно мы зовем его Ондолиндалэ». Таким я слышал от него этот текст в оригинале. Я не читаю руны. А у него была книга из-за моря. Настоящая книга нимерим. Не знаю, что он написал, но думаю, что это пересказ.
- Латронильва, - застонал Морфион. - Каналья. Вот это конспирация! Родитель мой обделается. Я имею в виду, в хорошем смысле. А я попрошу вас на допрос. Немедленно!
- Ты что сказал, повтори, - уронил мне длань на плечо Погибельный. Я сделал вывод, что все привычки у саботажников групповые. Я осторожно убрал руку.
- Думаю, я знаю этого Калигона. Он теперь наверняка точно такой, как описала твоя племянница, Погибельный. Я знал его, когда нам было по 12 лет. Все, что я знаю о нимерим - это от него. Он с рождения говорит на их языке. Проклятие Старших.
- Что ты городишь?
- Ну - это его мать так сказала. Что у нее нимерим детей свели. Она их однажды видела. Ночью в лесу.
- Что - здесь?!
- Конечно нет. Там, в юности. До замужества. Она из колоний.
- И что говорила?
- Говорила - красоты невероятной. Однако, могла ошибиться. Она всю встречу на коленях простояла и проплакала. Очень эмоциональная женщина.
- Н-да... Чего только не узнаешь на нашем Острове, воистину полном чудес!
- Слушай, если б я из леса вышел - а передо мной на колени и в слезы, я б тоже озлился. Представляешь, реакция? Может, они безобразны как не знаю что - эти нимерим?
- Держи свой нос подальше от моего кулака!
- Ну, - подвел я некую черту под откровениями, - Калиондо точно не безобразен, а она говорила, он - копия нимера. Ну, того, которого она видела.
- Так она с мальчиком в лесу встретилась? Знаете, это называется не проклятие. И не свели. Это совсем по-другому называется!
- Морфион, ты неисправим! Их там было двое - как бы так правильно выразиться, муж и дева. Влюбленная пара. Голубой светильник. Узорный плащ, брошенный на травы.
- Не трогай Латронильву - у него приступ.
- Я все сказал, - улыбнулся я.
- Амбарметта! - завершил Морфион, хватаясь за голову. - Пройдемте, гражданин. Пройдемте до кровати. Пора спать. Представляешь, Погибельный - я сегодня ночую в резиденции Князей!
- Ну - полы у нас везде одинаковы, - съязвил Погибельный.
- Конечно нет. Говорят, там на полу волшебный ковер с картой Острова. Представляешь? Лягу на Арандор тем самым местом.
- Колдовство и наведение порчи запрещены законом.
- Латронильва меня не выдаст. Пройдемте, гражданин.
- До встречи, шпион. Береги Морфиона. У него слабая голова. Головой надо ночевать к западу.
- Под столом, - пробормотал я, ибо именно так располагался волшебный ковер в моей комнате.
Мы расстались. Морфион шел нетвердым шагом, сжимая грудь, словно ему пробили легкое. Лелеял Калиондовы слова.
Загрузка... 
